Сердцеед, или Тысяча и одно наслаждение - Екатерина Гринева

Я молчала, осторожно отодвинувшись от Динки. Говорить об Игоре, понятное дело, мне не хотелось. Есть такие мужчины, приручить которых невозможно; они слишком яркие, слишком самостоятельные, слишком независимые. Иногда они делают вид, что играют по общим правилам, но спустя время с легкостью их нарушают. Они сами устанавливают эти правила и заставляют других жить по ним.

Такие мужчины ходят сами по себе, не считаясь ни с кем и ни с чем. Только с собственными желаниями и настроением.

Через месяц после ухода он эмигрировал в Германию, как узнала-выпытала Динка у своей свекрови, которая сообщила эту информацию и попросила Динку больше никогда ей не звонить. Мать Игоря, холеная моложавая дама, состояла в третьем браке, была замужем за мужчиной, который был значительно моложе ее, и тщательно избегала ситуаций, которые могли бы вывести ее из душевного равновесия или потрепать нервы.

Динке крупно не повезло с Игорем.

Или повезло, потому что…

Динка прервала мои размышления.

– Маргошечка, он вернется?

Врать не хотелось, но говорить правду было опасно и неприятно. В конце концов женская дружба зиждется на солидарности и надежде, что все когда-то образуется и будет хорошо. Если не сегодня, то завтра. Если не завтра, то через неделю. Динка ждала от меня утешений и этой призрачной слабой надежды. Она была нужна ей позарез. Как воздух. И как я могла ее лишить этого?

– Не знаю. Мне кажется, вернется.

– Ты так думаешь? – обрадовалась Динка. – Правда, так думаешь?

Неохотно я кивнула головой. Терпеть не могла вранья, но здесь приходилось идти на явную и беспардонную ложь ради любимой подруги. Ради ее спокойствия.

Но на душе было муторно; я прекрасно понимала, что Игорь не вернется. Никогда.

Три года понадобилось Динке, чтобы прийти в себя. Три года я была около нее. Сестра милосердия и мать Тереза в одном лице. Динка с трудом выкарабкалась из затяжной депрессии. Во многом благодаря мне, хотя я никогда не выпячивала свои заслуги в этом деле.

– Я бы пропала без тебя, – твердила Динка. – Ты – мой ангел, Маргошечка!

– Не определяй меня в небесную канцелярию, подруга. А то нос невзначай задеру и общаться перестану.

– Но ты действительно очень, очень помогла мне. И я этого никогда не забуду.

А спустя полгода Динка встретила Мишу – холостяка со стажем, мужика, панически боявшегося всякой ответственности. Его внимание Динка приняла за любовь и принялась усиленно обхаживать его, решив, что Мишка – лучший кандидат в мужья номер два, то, что ей надо – мужчина, который заставит ее забыть Игоря.

Наивная! То ли она и вправду так думала, то ли питала иллюзии…

Я не знала этого и не хотела знать. Мне было важно другое: мысль, что Динка теперь устроена и я могу о ней не беспокоиться, грела мне душу. Несмотря на то что мы были ровесницами, я всегда относилась к Динке, как к младшей сестре – мне хотелось ее опекать и заботиться о ней. И теперь как заботливая родственница я могла вздохнуть с облегчением: Динка вышла замуж! К такому решительному поступку Мишку подтолкнула Динкина беременность; мне кажется, если бы не ее интересное положение – он бы ни в жисть не пошел в ЗАГС. Пинками бы его туда не загнали.

– Теперь очередь за тобой, – сказала Динка, когда через неделю после свадьбы приехала ко мне домой с большим тортом. – Ты хоть думаешь об этом?

– О чем? О мужчинах? Конечно, думаю. Ты могла бы и не спрашивать насчет них.

– Я не о твоих романах. Я о замужестве. Неужели ты не хочешь остановиться?

Я пыталась унять дрожь, которая возникла внутри меня, и страшно боялась, что Динка заметит ее.

– Остановиться? – я рассмеялась и запрокинула голову. – Я так люблю мужчин, что не могу сделать свой выбор. Не могу никого обидеть.

– Маргошечка! Ты такая красавица и можешь вскружить голову любому, стоит тебе только захотеть.

Невольно я бросила взгляд в зеркало, я стояла напротив него и мазала кремом лицо. Мои темные волосы, глаза цвета спелого крыжовника, чувственно капризные губы и правда многим кружили головы. Многим, но не тому, о ком я часто думала…

– Наверное, я не создана для брака, – со смехом заключила я. – Прирожденная кошка, которая гуляет сама по себе.

– Ты это нарочно говоришь. Уверена, что в глубине души…

Я уже готова была рассердиться на Динку по-настоящему.

– Откуда ты знаешь это? Не все хотят сидеть по вечерам дома и приносить мужу тапочки, когда он придет с работы. Я люблю веселье, люблю вечером сорваться и поехать в ночной клуб, танцевать, слушать музыку, словом, ловить настоящий драйв… Что ты знаешь обо мне?

– Прости! Я не имела права говорить тебе это…

Я бросила взгляд на Динку: похоже, она и вправду думала, что обидела меня. Но это не так. Я и в самом деле не хочу быть ни к кому привязанной. Не хочу сидеть вечерами дома, не хочу, чтобы меня распекали за неприготовленный вовремя ужин или за слишком громкий плач ребенка. Я не хочу быть ничьей тенью или служанкой. Я это я… Такая непохожая на других женщин, что у меня никогда не было никаких подруг. Кроме Динки.

– Все в порядке. Как Мишка? – перевела я тему.

– Дома. Сидит и смотрит телевизор. Я так счастлива… – Динка сидела на диване и наматывала прядь волос на палец.

– Ты его любишь?

Динка тряхнула головой и отвела взгляд в сторону.

– Мне хочется стабильности, хочется семьи и хочется о ком-то заботиться, хочется приходить в дом, где меня ждут. Очень хочется. И Миша ценит мою заботу и внимание. И сам он…

– Он тебя устраивает как любовник?

– Да. Не так как…

– Понятно. – Я не хотела разговоров на эту тему. Не хотела, чтобы Динка возвращалась в свое прошлое. У нее впереди другая жизнь, и незачем тащить в нее с собой обломки рухнувшего брака. Ни к чему. И я это хорошо понимала.

Мы посидели еще часик и поболтали: поговорили обо всем и ни о чем. Я видела, что краем глаза Динка смотрит на часы. И тогда я пронзительно поняла, что наша дружба входит в другое измерение, что у Динки теперь – своя жизнь: размеренно-семейная, с Мишкой, Даней и Сеней. Они сделали УЗИ и уже выбрали имя для малыша. Мне в этой жизни места нет, как бы я ни хорохорилась. Дружба – это сообщество равных и заговор против всех остальных. Но наше равенство пошатнулось, и я в глазах Динки – существо, которое надо жалеть. Раз уж я не замужем.

Сколько раз я сталкивалась с тем, что стоит мне завести знакомство с замужней женщиной, как первый ее вопрос о том, есть ли у меня муж, семья, ставил меня в тупик. Но потом я поняла: это водораздел, здесь проходит граница мира.

Незамужние женщины – как каста прокаженных. Их избегают и боятся. И жалеют. И это было для меня ненавистней всего – жалость людей, которых я презирала. И вообще жалость для меня как нож по сердцу. Еще давно я поклялась, что никто и никогда не будет меня жалеть, я просто не позволю этого.