Сердцеед, или Тысяча и одно наслаждение - Екатерина Гринева

– Премию тебе никто не даст. И не надейся.

– Я уже давно ни на что не надеюсь. – И это была чистая правда.

«Крайне циничное существо», называли меня знакомые и коллеги, и я старалась их не разочаровывать.

– Где спать будешь? В гостиной или в детской?

– Ребятишки, чай, скоро придут? – спросила я, отметив про себя, что Динка не предложила мне спальню. Очевидно, это было для нее ритуально-священное место, куда посторонним вход воспрещен.

– Нескоро. Погода стоит хорошая, пусть в снежки играют. Ты три раза выспаться успеешь.

– Ну, если так… Одеяло у тебя найдется? Теплое, верблюжье? Под каким абы я не засну.

– Есть и такое. Сейчас принесу.

Через минуту я лежала в детской – на деревянной кровати под теплым коричнево-бежевым одеялом, именно таким, как я любила, – теплым, мохнатым и немного колючим. Я натянула его до самого подбородка и вскоре уже спала, не слыша, как Динка вышла из комнаты и закрыла за собой дверь.

Проснулась я от того, что кто-то тихо тряс меня за плечо.

– Что? – вскрикнула я и подскочила на кровати. Свет в комнате был потушен, только слабый жидкий свет ночника, горевший у второй кровати, освещал детскую.

– Тише! – приложила она палец к губам. – Уже десять часов вечера. Дети спят в соседней комнате. Только что заснули.

– И сколько я проспала?

– Четыре часа подряд. Как будто бы ты работала в шахте.

– Общение с Егорычем, – зевнула я. – Он кого хошь утомит.

– Вставай, и пошли в кухню.

От плаксивости Динки не осталось и следа. Она была сосредоточенна. Волосы собраны сзади в жидкий хвостик. На носу – очки.

– Ты носишь очки?

– Только иногда. Я работала по ночам, зрение стало падать – пришлось обзавестись очками. Я жду тебя в кухне.

Я скинула одеяло и зевнула. Мишки еще нет дома, это ясень пень. Динка что-то придумала и будет претворять свой план в жизнь. Судя по ее виду, настроена она воинственно и легкого вечера для меня не предвидится. А жаль! Хотелось поесть и снова завалиться спать.

Я вышла на кухню. Динка стояла ко мне спиной и жарила картошку.

– Есть будешь?

– Буду.

Я села на табуретку и подперла щеку рукой.

– Его все еще нет, – сказала Динка, по-прежнему не поворачиваясь ко мне. – Надо звонить этой Анне и припереть ее к стенке. Он у нее, слинял из дома и отдыхает в свое удовольствие, пока я тут схожу с ума от неизвестности.

Что-то здесь было не так. При всем желании я не могла себе представить, что Мишка настолько обнаглел, что решил уйти из дома сразу после Нового года. Без всяких объяснений. На такой поступок нужна решимость и характер. У Мишки не было ни того, ни другого.

– Дин. Я тебя, конечно, понимаю, но мне кажется, не так уж все и страшно. Никуда он не ушел. Просто оттягивается в какой-нибудь компании после новогоднего сабантуя. А через пару деньков объявится как ни в чем не бывало. Придет с повинной: так и так, мол, прости меня, дорогая, больше не буду. Тебе просто надо набраться терпения.

Динка с размаху поставила сковородку на стол.

– Не могу я набраться никакого терпения. Мне нужно что-то делать, иначе я сойду с ума. Давай позвоним этой Анне, а потом поедем к ней.

– Ты знаешь ее адрес? – мои брови поползли вверх.

– Он был записан в его книжке.

– Крайне неосторожно с Мишкиной стороны. И неумно, – вынесла я свой вердикт.

– Он не виноват. Это я залезла в его книжку и нашла там и адрес, и телефон. Даже два адреса. Наверное, по одному она прописана, по-другому – проживает. Как многие.

Я подумала, что Динка стала самой настоящей подозрительной женой со всеми вытекающими признаками и атрибутами: слежкой, проверкой карманов и штудированием записных книжек. Меня сия чаша миновала. И, наверное, к счастью, потому что я не представляю себе такую унизительную жизнь: сидеть и гадать – куда подевался мой муж и когда он придет, и придет ли вообще. Я всегда мечтала о человеке, с которым я буду настроена на одну волну и которому мне ничего не придется объяснять; нам это просто будет не нужно. И уж он-то точно никуда не слиняет и не уйдет, потому что он будет дорожить мной. А я им. И разве это глупые несбыточные мечты? Мне кажется, что на меньшее соглашаться и не стоит, иначе твоя жизнь незаметно превратится в один сплошной компромисс без всякой надежды на семейное счастье и взаимную любовь…

Я усмехнулась про себя. Маргарита! Тебе уже скоро тридцать, а ты все мечтаешь о счастливой любви? Да и есть ли она? Может быть, это самый большой миф, созданный человечеством? А на самом деле под любовью подразумевают теплоту, нежность, дружбу, привязанность, привычку…

– О чем ты думаешь? – внезапно спросила Динка.

Я покачала головой.

– О разных глупостях.

– Поделись.

Я тихо рассмеялась.

– О любви.

– Это не глупость, – с расстановкой произнесла Динка. – Это самое большое счастье, какое только может выпасть на долю человека. Если бы Игорь не ушел, я бы считала себя самой счастливой женщиной в мире.

– Зачем говорить о том, чего уже нет.

– Ты права. Звони!

– Можно хотя бы картошку поесть?

– Потом будет поздно. И так уже половина одиннадцатого.

– Давай отложим звонок на завтра.

– Звони!

Анна Ермолаева к телефону не подходила и упорно игнорировала мои звонки.

– Нет дома человека, – и я потрясла трубкой.

– Куда-то уехали, – не сдавалась Динка. – Прячутся ото всех и трахаются до потери пульса.

И тут Динка заплакала. Она плакала по-детски неумело, размазывая слезы по щекам, всхлипывая и тоненько подвывая.

– Тише! Детей разбудишь.

– А мне уже все равно… – всхлипывала Динка.

– Ладно. Я поеду к Анне и разберусь с ней. Если она, конечно, дома.

– Я с тобой, – откликнулась подруга.

– Мне кажется, это уже лишнее. Дети проснутся, а тебя – нет.

– Мы быстро приедем обратно. А спят они крепко, их из пушки не разбудишь.

– Тогда одевайся быстро, и поехали.

На улице было холодно. Мой старый полушубок из рыжей лисы уже не грел, и я потерла щеки руками. Динка шла рядом, опустив голову, как будто бы считая про себя шаги. Небо было черно-беззвездным. То там, то здесь в окнах вспыхивал свет от елочных гирлянд, а я подумала, что все люди сидят и празднуют второй день января, а мы плетемся непонятно куда и непонятно зачем. Но сказать так, значит, смертельно обидеть Динку.