Дар - Даниэла Стил

И это действительно было так. Каждый пришедший вспоминалозорной смех Энни, огромные голубые глаза, сияющее личико, при взгляде накоторое любой человек начинал улыбаться и навсегда проникался к этой девочкелюбовью. Никто не сомневался в том, что это был дар любви для каждого изстолкнувшихся с нею.

Теперь надо было свыкнуться с потерей и понять, как жить безнее. Им всем казалось, что смерть ребенка — это напоминание о грехах взрослых,предостережение о том, какие утраты подстерегают нас на каждом шагу. Это потерявсего — надежды, жизни, будущего, потеря тепла, потеря самого дорогого, чтоможет быть у человека.

Этим холодным декабрьским утром на свете не было трех болееодиноких людей, чем Лиз, Джон и Томми Уиттейкеры. Поеживаясь, стояли они накраю могилы, в окружении друзей, не находя в себе сил оторваться от нее на-,всегда, бросить любимую Энни одну в белом, маленьком, усыпанном цветами гробу.

— Я не могу… — чужим голосом сказала Лиз Джону послеокончания службы.

Он мгновенно понял, о чем она говорит, и крепко сжал ейруку, боясь, что она забьется в истерике. Каждый из них в эти дни находился награни нервного срыва, и сейчас Лиз было совсем плохо.

— Я не могу оставить мою девочку здесь… я не могу…

Она захлебывалась рыданиями, и Джон, несмотря на еесопротивление, крепче прижал жену к себе.

— Ее здесь нет, Лиз, она ушла… ей сейчас хорошо.

— Ей плохо. Она моя… Я хочу, чтобы она вернулась… Яхочу, чтобы она вернулась, — повторяла она, всхлипывая.

Друзья начали постепенно расходиться, не зная, чем можнопомочь безутешным родителям. Невозможно было найти нужные слова, облегчить больили утешить их. Томми стоял рядом с ними и смотрел на родителей. Боль и тоскапо Энни переполняли его.

— Как ты, сынок? — обратился к Томми, который ужене пытался скрыть текущие по щекам слезы, его хоккейный тренер.

«Ничего», — хотел было ответить мальчик, но словазастряли у него в горле, он только покачал головой и в порыве отчаяния припал кширокой груди своего наставника.

— Я знаю, я знаю… Я потерял сестру, когда мне былдвадцать один год, а ей было пятнадцать… это ужасно… это действительно ужасно.

Помни о ней всегда… Энни была такой милой крошкой, —говорил он, успокаивающе похлопывая Томми по плечу. — Помни ее, сынок. Всютвою жизнь она будет сопровождать тебя… дарить тебе свои маленькие подарки.

Ангелы всегда дарят подарки… ты просто не всегда этозамечаешь. Но они не оставляют тебя. Она здесь, близко. Говори с ней, когдаостаешься в одиночестве… она услышит тебя… и ты услышишь ее… ты никогда ее непотеряешь.

С минуту Томми смотрел на него недоверчивым взглядом, неожидая услышать подобные слова от тренера, а затем кивнул.

Джону наконец удалось увести жену от могилы. Когда Лиз шла кмашине, ноги у нее подкашивались и она буквально висла на нем.

Лицо Джона посерело, и на обратном пути никто из них непроизнес ни слова.

Люди шли к ним весь день, принося цветы.

Некоторые оставляли цветы на крыльце, боясь потревожитьнесчастных родителей или взглянуть им в глаза.

Но тем не менее в доме все время был кто-нибудь изпосторонних. Были и такие люди, кто старался остаться в стороне, словно боясь,что и с ними произойдет нечто подобное — как будто трагедия может бытьзаразной.

Лиз и Джон сидели в гостиной, опустошенные и безжизненные,пытаясь сказать каждому пришедшему хоть несколько вежливых слов; и когданаконец стемнело и настала пора запирать входную дверь и можно было уже небрать телефонную трубку, они с облегчением вздохнули.

Томми весь день сидел в своей комнате, не желая никоговидеть. Пару раз он заходил в комнату сестренки, но у него не было сил смотретьна эту привычную обстановку, в которой уже не прозвучит заливистый смех Энни,не раздадутся ее легкие шаги. В конце концов он захлопнул дверь, чтобы невидеть всего этого.

Перед глазами у него стояло ее лицо в то последнее утро,когда до ее ухода из жизни оставались лишь считанные часы, — такоеболезненное, безжизненное и бледное. Ему трудно было вспомнить, как онавыглядела, когда была здоровой и смеялась или играла вместе с ним. ВнезапноТомми с поразительной четкостью увидел лицо сестренки на больничной подушке,эти последние минуты, когда она поблагодарила их всех и покинула навсегда. Еенежные слова, ее ясный взгляд, прощальная улыбка преследовали его.

Почему она умерла? Почему это произошло? Почему Бог вместоЭнни не забрал его?

Но Томми никому не говорил о своих чувствах. Ни он, ни егородители до конца недели почти не разговаривали друг с другом. Лиз и Джонуиногда приходилось беседовать с друзьями, а Томми замкнулся в себе и вообще нис кем не общался.

На этот раз Новый год в семье Уиттейкеров ничем не отличалсяот других будничных дней и прошел незамеченным. Через два дня Томми вернулся вшколу. Никто из ровесников не говорил с ним о постигшем его семью несчастье.

Его хоккейный тренер обращался с ним очень доброжелательно,но больше не упоминал ни своей умершей сестры, ни Энни.

Друзья боялись растревожить его рану и молчали, и врезультате ему некуда было податься со своим горем. Даже Эмили, которая нравиласьему уже несколько месяцев, показалась ему совсем чужой. Все напоминало ему отом, что он утратил, и он не мог этого вынести.

Томми возненавидел эту постоянную, подобную ноющему суставуболь и то, что окружающие смотрели на него с сочувствием. Может быть, егодрузья считали его странным.

Они ничего не говорили ему и в итоге оставили его одного.

Его родители тоже внезапно стали очень одинокими. После тогокак иссяк поток соболезнующих посетителей, они перестали с кем-либо видеться.Они и друг с другом-то почти не виделись.

Томми больше не обедал с ними. Он просто не мог сидеть застолом без Энни, каждый раз вспоминая, как они торопились на кухню, чтобыперекусить вместе молоком и булочками. Он не выдерживал самого вида вдругопустевшего дома.

Поэтому Томми болтался в школе или на улице как можнодольше, а затем съедал обед, который мама оставляла ему на кухне. В большинствеслучаев он ел стоя, прямо над плитой, и выкидывал половину своей обычной порциив мусорное ведро, не потому что Лиз стала плохо готовить — просто кусок не лезему в горло. А иногда он уединялся в своей комнате со стаканом молока ипеченьем и совсем не обедал. Его мать, казалось, вообще ничего не ела, а отецприходил с работы все позже и позже и тоже старался уединиться.

Настоящие семейные обеды ушли в далекое прошлое.

Лиз, Джон и Томми боялись сходиться вместе и всяческиизбегали этого. Они понимали, что, если соберутся все втроем, отсутствиечетвертого члена семьи станет невыносимым. Поэтому они прятались друг от другаи от себя самих.