Годы привередливые. Записки геронтолога - Владимир Николаевич Анисимов

страшная. А кумыс был холодным, его доставали из-под пола, наливали в большую пиалу. Я быстро привык к этому замечательному и несколько хмельному (как пиво) напитку из кобыльего молока и с удовольствием его пил.

Однажды завхоз отряда разбитной парень Витька Ицкович сказал мне, что приглашает меня и ещё нескольких его друзей на «пикничок». Мы сели в штабного «козлика», за рулем которого был сам зав-хоз, проехали плотину у пруда за казахским поселком, проехали пионерский лагерь и остановились у нескольких чахлых кустов, громко называемых рощей. Расстелили на пожухлой травке солдатское одеяло, открыли консервные банки с килькой и сайрой, нарезали огурцы и хлеб, Витька торжественно извлек из огромного портфеля две бутылки сухого белого вина «Бiле мiцне». Разлили по кружкам первую бутылку, выпили, закусили. Когда Витя взялся за вторую, произошло непонятное: дно бутылки осталось на одеяле и все вино образовало небольшую лужицу, на которую мы с некоторым изумлением уставились. Первым не растерялся, конечно, завхоз: он схватил ложку и стал быстро набирать вино в свою кружку. Кто-то также ложкой стал быстро набирать вино и пить его, минуя стадию его сбора в кружку, что ускорило дело. Но ложки было всего две, и третий мой собутыльник припал к своему краю лужицы вина и стал по-собачьи лакать его. Не поверите, но на ворсистом одеяле даже мокрого пятна не осталось – так быстро и находчиво справились мои товарищи с возникшей проблемой.

Через несколько дней мы завершили строительство коровников, оставалось сделать стропила и крышу, и основная часть отряда должна была переехать в другое отделение того же совхоза. Мне нужно было отдать начальнику пионерлагеря ключи и замок от колодца. Мы поехали на «Беларуси» с прицепленной цистерной. Шел дождь. Дорога шла по импровизированной плотине, подпиравшей ручей, образовав довольно большой пруд, в котором мы даже иногда купались, несмотря на то, что из него пили коровы и лошади и он зеленел местами. Плотина была довольно высокой – метров 15–20. Неожиданно на середине пути через плотину передние малые колеса «Беларуси» соскользнули по раскисшей глине, и трактор стал медленно сползать под уклон на большие камни, лежавшие у основания плотины. «Прыгай, доктор!» – закричал Мишка, выключив зажигание и сиганув с трактора. Я последовал за ним, и освобожденный от седоков трактор вместе с цистерной перевернулся и рухнул к основанию плотины на камни. Мы взобрались на дорогу по скользкому глинистому телу плотины и пошли в свой палаточный лагерь, хохоча во все горло.

– Слушай, командир, – сказал Миша, когда мы предстали перед ним мокрые от дождя и заляпанные грязью, – доктор у вас счастливый – успел спрыгнуть с трактора, хоть и справа от меня сидел.

На следующий день мы переехали на другой объект километров за 30–40 от первого места. На этот раз никакого посёлка и водоёма рядом не было. На все четыре стороны до горизонта была ровная, как стол, степь. Мы поставили палатки и начали строить кошары для овец. Дело шло быстро, так как конструкция кошар была довольно проста: две параллельные стены высотой до полутора метров на низком цоколе с расстоянием метров 10–15 между ними образовывали П-образное строение. По центру каждой из трех сторон кошары ставились в ряд деревянные столбы, на стены клали лаги, к столбам и лагам крепили стропила и делали крытую шифером кровлю. На этих объектах «армянским» щитам просто цены не было. Наша бригада за день выкладывала по три-четыре кубометра кладки на брата, неизменно опережая в «социалистическом соревновании» другие бригады, о чем ежедневно можно было прочитать в «Боевом листке», аккуратно выпускавшемся комиссаром отряда.

Как-то мимо строящихся кошар – только стены были возведены – пастухи гнали стадо овец. Какой-то барашек легкомысленно отбился от стада и решил посмотреть, как идёт строительство его будущего дома. Это была его роковая ошибка. Витька Ицкович, убедившись, что пастух не заметил отсутствия любознательного барашка, взял кувалду и, когда несчастный зашел за стенку, скрывавшую его полностью, недолго думая ударил бедолагу в лоб. Тот, конечно, такого приёма не ожидал и – видимо, от огорчения – испустил дух, немного подрыгав ногами. Нечего и говорить, что на ужин у нас был роскошный плов вместо опостылевшей сиреневой «шрапнели» (перловки).

Строительство кошар быстро продвигалось. Рядом – примерно в метрах пятистах от них – стояли длиннющие стога с сеном. В один из вечеров мой товарищ по бригаде Александр Бегун таинственным голосом предложил мне и еще одному парню пройтись к стогам. Стояла роскошная южная ночь. Звезды были размером с блюдце, все созвездия были как на ладони. Я привез с собой атлас звездного неба и часто вечерами уходил в степь подальше от электрических огней. При свете луны, которая огромной красной дыней лежала на краю степи, я изучал по атласу звезды, отыскивая созвездия Ориона, Рыб, Кассиопеи, повторяя про себя волшебные названия звезд – Альдебаран, Бельтегейзе, Сириус, Вега, наслаждался видом Млечного Пути. Там, я точно знал, есть туманность Андромеды, где живут наши товарищи по разуму. Саша достал банку килек, хлеб и бутылку «Водкасы Москвасы» (водки «Московской»), разлил по кружкам. Так я первый раз выпил водки. Млечный Путь быстро расплылся, созвездия стали быстро смещаться по небесной сфере. Я проснулся утром от холода, лежа у подножия стога, прикрытый своим ватником и сеном. Рядом ворочались оба моих собутыльника. «Ну и мерзость эта казахская водка, – сказал Саша, демонстрируя отвращение к суррогату местного производства, – не то что наша, питерская!» Мы с ним легко согласились.

В середине августа ко мне, как и ко многим отрядным врачам, местные медики обратились с просьбой помочь в осмотрах детей перед школой. Меня поразило обилие детей с немецкими именами – Ганс, Фриц, даже Адольф – в поселках, где жили преимущественно переселенные с Волги немцы. Они сохранили не только свои имена, но и в значительной мере свою культуру. Приехав в немецкий поселок, мы всегда поражались чистоте, аккуратно побеленным и подвязанным деревьям, вымощенным кирпичом или камнем дорожкам от ворот к крыльцу. В домах у немцев на окнах висели занавески, стояли в горшках цветы, чистыми были туалеты. Как будто и жили они не в России почти четверть тысячелетия, привезенные еще Екатериной. Каким контрастом к ним выглядели русские и особенно казахские поселки…

Дело шло к отъезду – приближался сентябрь. Нам сказали, что студенты ленинградских вузов будут брошены на уборку урожая в пригородные совхозы, а нас обком комсомола просит продлить на весь сентябрь наше пребывание на целине. Кроме того, учить нас будет некому – преподаватели