Жили-были мужики - Михаил Гофер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вот как-то раз идёт мужичок наш по улице, не в спецовке, в цивильном, на президента, само собой, не тянет, ну так, в чистом идёт и то хорошо. И даже пакет с хлебом не в руках, потому как не купил ещё. А случай такой произошёл, что отключили воду в доме у мужичка нашего – авария там где-то приключилась. И вот смотрит мужичок наш – стоит экскаватор посреди полураскопанной теплотрассы (или водопровода, не суть важно). Стоит, ковшичек свой опустил и тарабанит движочком на холостых оборотах. А вокруг человек пятнадцать с лопатами да с ломами. Работать – сразу видно – никто не собирается. Взыграло в мужичке нашем ретивое – ну как тут ему мимо пройти? Подходит он к бульдозеристу:
"А что, мил человек, перерыв у вас как-то не ко времени начался?" – привычка у нашего мужика такая была: как разговор начинает, так уж только что мёдом не растекается. Бульдозерист ему:
"А у нас авария, дядя! Так что нам таперя ни обедов, ни конца смен не видать, а только одна дорожка – пока не устраним! Так что ты нас нашими обедами да перерывами не кори, у нас их сегодня немного будет!" Мужичок наш позлее стал, да снова командовать приспосабливается:
"Как же, говорит, немного будет, ежели ты, подлец, уже ни хрена не делаешь, а меж тем два квартала народа ждут, когда авария ваша кончится!" А из экскаватора в ответ:
"А тут окромя наших труб ещё труба с газом идёт, да и электрический кабель, чтобы двадцать раз не копать, тоже где-то рядом положили! Так что пока не приедет с Горгаза дядька да с электросети спец, мне по инструкции даже пальцем шевелить не положено!" Тут мужичок наш ещё злее стал:
"Не положено!? Дак что ж, те, кто приедут то, умней тебя, что ли? Ты что работу свою не знаешь? …" да и дальше как пошёл и по-русски и по понятному, да так, что бульдозерист наш засомневался: может, это какой новый начальник так издалека к исполнению своей должностной инструкции подходит? Парни с лопатами тоже напряглись, родное наречие слыша, посомневались ещё чуть-чуть для порядку, да и отмахнули бульдозеристу. Тот ковшичек свой поднял, да с первого же раза оборвал и газовую трубу и кабель электрический. И замерли все, не шевелятся и дышат через раз – стоят с окунёвыми глазами, и молятся, чтобы на кабеле искра не проскочила, да на газ не попала. И хорошо бы закурить, да руки не поднимаются спичкой чиркнуть – мало ли что…
В общем, бульдозерист потом года три по ползарплаты отдавал государству – штраф платил, от общественно-полезных работ адвокат его как-то освободил, по состоянию здоровья, что ли, не помню уже.
А мужичок наш в тот день хлеба так и не купил – в супермаркете электричества почему-то не было. И с газом в квартире беда какая-то приключилась – пришлось тушёнку открывать да так и метать холодную и в темноте – электричество тоже кончилось почему-то.. И отопления не было – хоть и осень ранняя, а чуть не замёрз! И за водой три дня на колодец мотался, на окраину города.
Зато накомандовался! И в администрацию написал, что потерпевшим оказался, и в местную газету сообщил, что две недели немытый ходил (заметку дали в рубрике "Вопросы читателей". Он её вырезал и всем потом показывал). А уж бабкам у подъезда так уши намозолил, что даже и бабки от него спрятались, и месяц почти вся подъездная молодёжь спокойно мимо лавочек проходила. А мужичок наш ходит теперь с заботой – ищет, где б ещё поприказывать.
Притча пятнадцатая
Жил-был мужик. Обычный такой мужик, не из роду вон, но и не из первых рядов. Но и не середнячок, что тоже важно! Старался он, чтобы всё по правилам было, но всё его вокруг кто-то его искушал. И мучился мужик наш – до крайних степеней доходил! И вот ведь – думалось ему – начнёшь ругать кого-нибудь, так все тебя хвалят, кроме того, кого ругаешь. Ну, так ведь ему и положено – не за просто так же ругают, за дело! А похвалишь кого-нибудь, так тебя начинают снова все ругать, и даже тот, кого похвалил, потому что похвалил мало, не так и не за что!
Начал прекращать мужик ругаться. Так его уныние одолевать начинало. Ходит везде смурной, всегда у него в погоде пасмурно.. И куда ни сунется мужик, везде ему говорят: "Любви, мол, в тебе мало! Любить надо, а ты всё как-то… ну, не так как-то… Не то чтобы у тебя мозгов много, но их у тебя гораздо больше, чем чувств!" И от этого снова раздумья на мужика нападали, и совсем чувства захирели у него. Нету их! И вроде умный, и вроде не дурак, и шутит вовремя и в меру, и зла в нём нет, а вот раздражение копится. А от раздражения – уныние. А от уныния, коли ему волю дать, спасу нет – оно, липкое и зелёное, и, как сироп – везде достанет, потому как с собой носишь эту дрянь. И мотается наш мужик по миру, а внутри вместо сердца и души полешко какое-то замшелое.
И доходить стал наш мужик, потому как добрых то дел не чурался, и совесть у него тоже была. Сделает добро раз, два, на третий с него уже требовать начинают! А у него ещё есть о ком и о чём позаботиться, а ему уже вслед кричат: "Неблагодарный!", хаять начинают, и снова уныние его гложет. С недавних пор стал бояться мужик добрые дела делать. С опаской смотрит на всех, подозрительный стал. Опять же – на нервах всё.
Начальство и сослуживцы с него дело спрашивают (требовать и проверять, да орать почему, мол, вовремя не сделано, как ни крути, завсегда легче, потому нынче и должности такие, проверяющие и надзирающие, в почёте), а сами дошли до того, что кроме как мужика проверять, сами и вовсе ничего не делают. Мужик с нервами ещё и уставать начал, и совсем ему худо сделалось. Тает на глазах, и краю не видит. Ни одного самого жухлого фонарика в конце тоннеля ему не светится. Да ещё
