Жили-были мужики - Михаил Гофер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Обрюзгла наша бабёнка за это время, поплохела. Глянешь и не поймёшь – не то жёлтая на лицо, не то зелёная. Щёки обвисли, глаза за очками не видать, кожа в трещинку пошла.. Да и то сказать: за порядком следить – это вам не детей поднимать! Тут и в психиатрическую недолго загреметь. Впрочем, теперь обязательно надо, чтобы сам больной согласился на лечение, а они никогда не соглашаются.
Так и живём – и прокуратура за делом, и психи занятые…
Притча тринадцатая
Жил-был мужик. Профессор, между прочим. Голова светлейшая! Почти мировой гений. А уж местного масштабу – гений безо всяких оговорок! Но гений или не гений, а здоровье у всех одно, и вот оно то и начало мужика нашего подводить. Покрепился он, покрепился, да уж что: двадцать то лет ой, как давно профессору нашему исполнилось! И пошёл к доктору. Доктор, конечно, обрадовался. Не потому обрадовался, что мужик к нему пришёл, а потому, что сын его (редкостный оболтус, кстати), в том же университете учился, в котором профессор наш преподавал. Ну, как учился – в ведомостях прописан был. Каждую сессию отчислять собирались, да вот всё не получалось.
Ну и вот: обрадовался, значит, доктор наш, но виду не показывает. Обслушал мужика нашего, на анализы послал, пилюли прописал. Выпил профессор пилюли: что за притча? не помогает! Он опять на приём. По второму кругу пошли. Так же кончилось. Третий начинается, мужику нашему вообще невмоготу: то спит целыми днями, то по неделям бессонницей мается: то всё болит, помирать собирается, завещание переписывает; а то всё перестаёт болеть, а одна только голова не перестаёт и так уж не перестаёт, что лучше бы всё остальное болело. Да и так, по мелочи: то запор, то диарея, то ещё какая напасть. И до того мужик наш дошёл, что временами руки на себя наложить собирался, еле как от мыслей таких увернулся! И перед четвёртым кругом ввзмолился он доктору, дескать, не могу больше! Эвтаназию, мол, пока не прошу, но чего-то надо менять! И срочно!
Доктор тут помялся, но потом проговорился, что знает он тут одного.. ну, неважно, так у него как раз такие пилюли есть. Стоят они, конечно, денег бешеных, да и не каждый знает, где брать, но…
В общем, так и договорились: доктор профессору пилюли, а профессор докторовому сыну – диплом. Поскрипел конечно, зубами профессор, да ведь крючком ходить и не спать неделями – это все гестаповские застенки вспомнишь, здоровье то оно ведь на самом деле ой, какое дорогое… На том и порешили.
Чем кончилось всё, спрашиваете? Ну, сынок докторский получил таки диплом и даже на работу устроился. По специальности. А папа его – доктор наш – перевёлся в поликлинику по тому участку, где начальник нынешний его молодого специалиста проживает, чтобы и там сынок не пропал. Профессору нашему вроде даже и полегчало. Но простудился на днях, и пришёл снова в поликлинику. К другому уже доктору. Тот карточку посмотрел, да и спрашивает, чем, мол, болели таким недавно? Профессор говорит, что он, дескать ни в медицине ни в фармакологии не силён, и как называется это всё, не знает, но болел и болел сильно; а собственно, что такое приключилось? Да вот, отвечает доктор, судя по тому что и в каких дозах вам выписывали, у вас сначала запор должен был случиться, потом, извиняюсь, диарея, с этих вы спать должны были сутками, а с этих бодрствовать чуть не неделю, да и так – как вы и вовсе выжили то с таких доз? Должно было голову давлением порвать… Профессор говорит: да, и то и другое и третье! Но мне тут волшебного средства дали, – и протягивает доктору коробочку с пилюлями, что предшественник ему отсудил. Новый доктор посмотрел на коробочку-то, да и говорит, что вещь, в общем, неплохая, но наш аспирин дешевле. И тут до профессора нашего начало доходить, с чего это его так заворачивало, и почему вдруг так хорошо выздоровелось. Плюнул он с досады и обиды, но таблетки до конца пропил, курсом, как положено. Не выбрасывать же, в самом деле.
А оболтус – докторский сынок всё-таки набедокурил чегой-то на производстве. С нарисованным дипломом – обычное дело! И в этот раз и папа доктор не помог.
Притча четырнадцатая
Жил-был мужичок. Типчик, между нами говоря, тот ещё, но тут вот какое дело: явно уголовный и административный кодекс он не нарушал, и со стороны орагнов к нему претензий не было. По этой же причине мужичок наш на все обвинения бабок с лавочек отвечал, что мол, вы меня тут не принижайте, а то я вам в раю то отомщу, если вы туда попадёте! Бабки охали: а ты то, мол что, в рай собрался, что ли? А мужичок наш гордо: мол, куда ж меня ещё, ежели ни одного привода и ни одной судимости? Вот так и жил.
И размера вроде не маленького был мужичок наш, а вот всё равно больше всего пакостного мышонка напоминал и повадками и по обличью, потому как глазёнками так и стрелял по всем углам, выгадывая, что бы где дома пригодилось бы, да как бы до хорошего места в жизни добраться, а как бы в дороге в этой не напрягаться сильно. Про таких взрослые мужики говорят: намыленный, дескать. В любую щель пролезет, а за рубль удавится. Пользы от него большой не было; так, если мужиков свои дела умудрится заставить делать, да вроде водки принесёт заместо оплаты. Дела его стоили, конечно, дороже водки, ну да с него хоть что-то. Так и терпели его мужики: в морду бить вроде не за что, это если всем скользким типам морду бить, пожалуй, так к баланде на обед и привыкнешь; а водки надо было, так его и запрягали. И уж какой важный мужик наш становился, когда команды давал, чтобы по его велению водку доставили, да за
