Рыцарь для дамы с ребенком - Елена Чалова

Так вот, институт прозябал. Поговаривали, что хирурги докатились окончательно — перед операцией писали список лекарств, которые предлагалось достать самому пациенту, если ему небезразличен результат.

Но потом пришел новый директор, который принес мешок денег, фигурально выражаясь, естественно. Просто часть клиники переоформили в ОАО, и на те деньги, что дали учредители, оборотистый дядька сделал ремонт, закупил оборудование и напечатал новый прейскурант цен. Народ присел. Цены были высокие. И деньги платились в кассу, потому как материалы теперь хозяйские, одноразовые шприцы — тоже, и за что врачу в карман класть? Честно, Марк, да и многие другие поначалу думали, что мужик палку перегнул. Но нет. Народ пошел лечиться. Само собой, не все пациенты были платные, по направлениям со сложными случаями шли те, кому оперативное вмешательство было жизненно необходимо. Но если вы желали получить красоту в чистом виде — вот тут требовалось хорошенько раскошелиться.

А потом… потом в два раза подняли зарплаты, и молодой человек первый раз поехал в Париж. На месяц. Он решил — надо не спешить. Ему хотелось посмотреть все, о чем читал, будучи школьником и студентом. Марк чувствовал, что просто обязан воочию увидеть этот город, эту сокровищницу мировых культурных ценностей, познать хотя бы часть из них… а еще ему очень хотелось познать француженок. Это отдельная история, но парижанки ему не понравились. Хотя, может, просто не повезло… Марк даже не мог сначала толком сообразить, что же его так в них разочаровывает. Но потом понял: качества, свойственные нации в целом и помогавшие этой нации процветать, чрезвычайно раздражали в каждой отдельно взятой представительнице прекрасного пола. Сейчас попробую пояснить свою мысль. Марк всегда старался быть расчетливым и бережливым. В конце концов, именно от этого во многом зависела его жизнь. На маму он не рассчитывал, да и обременять собой дядю Мишу с тетушкой тоже не хотел. А потому деньги считать и беречь умел не хуже какого-нибудь хрестоматийного Шейлока. Но всегда тешил себя мыслью, что никогда не бывал мелочен и скуп. А эти женщины были мелочны — во всем. Сначала он решил, что такой подход — следствие жизни в капиталистическом обществе. Марку даже взгрустнулось; у нас, наверное, тоже скоро так будет, с тоской подумал он, всматриваясь в личики своих недолговременных подруг, видя, как сжимаются в нитку губы, как они быстро подсчитывают в уме франки… Удивляясь ноткам досады в голосе: «Милый, зачем цветы? На эти деньги можно было купить три пары чулок». И это говорила не бедная студентка, а женщина-врач, зарабатывающая очень приличные деньги, имеющая практику в дорогом районе. Вот таким образом он и вернулся домой, очарованный Францией — ее гобеленами, замками, вином, Шарлем Азнавуром и солнечным воспоминанием о том, как, бродя по Парижу, неожиданно попадал в ожившие полотна импрессионистов — его любимых художников. Честно говоря, Марк сначала даже расстроился: город не лучился праздничным весельем и, казалось, обращал не так уж много внимания на туристов. Почему-то ему казалось, что кругом должно быть больше красок, больше радости и шума. Но потом молодой человек понял, что карнавал — это не для Парижа. И тогда ему открылся другой город — старый и вечный. Этакий самодостаточный пространственно-временной континуум (что бы это ни значило в действительности). Вещь в себе. Растиражированный миллионы раз, но не ставший банальным просто потому, что городу и его обитателям — плевать. Нотр-Дам, несмотря на одноименный мюзикл, великолепен. А еще есть набережная, где собираются букинисты и раскладывают на лотках гравюры и старые книги. И пожилые мужчины — почему-то только мужчины — в вязаных кофтах и шейных платках играют в парке в такую странную игру — кидание шариков. И уличные кафе, где народ сидит часами, где тщательно накрашенные старушки, вооружившись чашечкой кофе, безмятежно созерцают жизнь, текущую мимо. Он был очарован городом…

…И глубоко разочарован его женщинами. Вы читали Мопассана? Что-то наверняка помните. Еще со школьных времен все думают, что он писал о любви. Чушь. Большая часть его новелл и рассказов посвящена исследованию мелочности и душевной скупости. Расчет как способ жизни большинства персонажей. Причем люди из высшего света живут точно по тем же принципам, что и нормандские крестьяне.

Один приятель, которому Марк жаловался на свой не вполне удовлетворительный опыт, посоветовал ему съездить на Лазурный Берег, уверяя, что там все по-другому. Пожалуй, надо бы попробовать, часто думал Марк, да все некогда.

«Форд» доставил нашего дантиста в институт вовремя. Хотелось бы сказать «домчал», но утром по Москве не больно-то помчишься. На улице апрель в разгаре. Просто неприлично теплый, и все чайники тут как тут — куда-то едут, создавая массу проблем на дорогах. Ну да ладно, главное — солнышко весеннее. Так он и сидел в пробке на Садовом, жмурясь на солнышке. Недавно, очередной раз расслабляясь в компании приятелей, где все были автомобилистами, а потому значительная часть разговоров была посвящена тачкам и пробкам, в которых все регулярно маются, Марку пришла в голову гениальная мысль (коньяк был хороший, и потому идеи генерировались легко).

— Ребята, — сказал он. — Ребята! Я знаю, что делать: надо закрыть весь центр для машин.

— Ага, и ходить от Белорусской до Лубянки пешком, — заржал Толян, чье толстенькое пузико и короткие ножки передвигались исключительно на «опеле».

— Нет, не обязательно пешком. На велосипедах! А что? Стоянки муниципальных велосипедов… Нет, если хочешь, можно и свой иметь. Ставишь машину на парковку, а дальше педали крутишь… И воздух чище будет…

— Ну да, прикинь, какой-нибудь банкир на велике, и охрана за ним педали крутит!

Все заржали. Один только Петя Мамолов, грустно глядя на приятелей большими синими глазами, сказал без тени улыбки:

— А я?

— Что ты?

— Я не умею ездить на велосипеде. Как же мне быть?

Он был так печален и так расстроен, словно и впрямь ехать ему завтра в центр на велосипеде.

— Да? — Марк несколько растерялся. Но тут же в голову пришла другая прекрасная идея. — Знаю! Нужны велорикши!

— Что?

— Ну, велорикши — это велосипед, у которого вместо багажника — вполне комфортабельная коляска. Я недавно по телику видел. В Индии таких полно!

— Так то в Индии, — протянул Петя.

Короче, они не оценили прекрасную идею. Хотя даже сегодня, на трезвую голову, она казалась Марку не столь уж дурацкой.

Он уже вкалывал вовсю, когда в коридоре его поймала за рукав миловидная женщина, тащившая на буксире девочку лет восьми-девяти — белокурое создание в расшитых цветочками джинсах, кофточке с какими-то пухляшками на рукавах и туфлях на платформе.

— Марк, я вам звонила. Я Светлана, соседка тети Раи, вы обещали посоветовать нам врача.

Все-таки Акела опять промахнулся. Ну почему он решил, что она обязательно будет уютной и с ямочками на щеках? Ничего подобного: невысокая, стройная, бюст, правда, вполне, но личико типичной замотанной горожанки, безо всяких там ямочек. Короткая стрижка, светло-русые волосы. Деловой костюм.