Лед и вода, вода и лед - Майгулль Аксельссон

Начало моросить, несколько ледяных капель упало на лицо, и Сюсанна подняла капюшон своей парки и поежилась, сунув руки в карманы. Теперь надо определиться. Куда ей идти? На вокзал и сесть на ближайший поезд, идущий на юг, и попытаться все объяснить Инес и Биргеру? Она словно уже слышала их голоса, строгий тон Инес и недовольное ворчание Биргера. Что случилось? Как она могла позволить этой Еве себя выгнать? А что, разве Бьёрн не мог ее защитить? А что остальные парни? И так далее.

Нет, рассказать об этом Инес и Биргеру она не могла. Это было невозможно, они не поймут, для этого в языке слишком мало слов. Как объяснить, что Бьёрн резко ответил ей, едва она попыталась сесть с ним рядом и все рассказать, прошипел, чтобы его оставили в покое перед выступлением, что она тогда попятилась и потеряла дар речи? А разве она могла говорить с остальными? Чего было ждать от Буссе и Никласа, Томми и Роббана? Сочувственных слов сострадательным тоном? Или общего гогота и неприкрытой насмешки? И смогла бы она — не потеряв сознания, не умерев на месте — решиться сказать Пео, что Ева посоветовала ей переночевать у него в номере? Это же означает предлагать себя — смертный грех, если ты дочь Инес и Биргера! В особенности предлагать себя такому, как Пео, парню, конечно, очень славному, который сел в автобусе рядом с ней, как только вышел из отеля, но секундой позже достал банку пива и открыл ее. Тут же. Вдавил открывалку в блестящую поверхность, сделал две треугольные дырки и улыбнулся Сюсанне. Прошло несколько секунд, прежде чем она сообразила — он угощает, сперва она просто смотрела на него, раскрыв рот, а потом покачала головой и скривилась. Пео пожал плечами, потом поднес банку к губам и пил большими шумными глотками. Только тут до нее дошло, что пьют все. Было всего шесть часов, день едва успел кончиться, вечер едва успел начаться, но все уже сидели и пили. Буссе и Никлас. Томми и Роббан. И Ева, потому что в тот же миг она подставила белую картонную кружку, и Роббан налил туда что-то янтарного цвета из маленькой фляжки. Потом тщательно завинтил крышку и сунул фляжку во внутренний карман.

Они пили спиртное. Пьянствовали. Прямо как папа Ингалиль.

Сюсанна отвернулась, ища взгляд Бьёрна, но напрасно. Он сидел с закрытыми глазами, отгородившись от всех. К тому же он держал в руках такую же банку с пивом, как та, из которой только что пил Пео. Попробовал бы кто-то объяснить это Инес и Биргеру. Посмел бы этот кто-то…

И попробовал бы тот же кто-то, кто угодно, но не Сюсанна, рассказать им об этих девчонках, о девицах, стоявших у входа в Народный парк, когда подъехал автобус. Они не кричали, только стояли и глазели, пока директор парка отпирал ворота. Роббан открыл форточку и что-то им кричал, слал воздушные поцелуи и вел себя так, что Томми и Ева то и дело заливались хохотом у него за спиной, и в эту секунду Сюсанна поняла, что должна уйти, что она вообще больше не может тут оставаться. Потому что эти девчонки были такие же, как она. Они — это она. Тот же возраст. Такие же прически. Так же одеты. Значит, это над ней издевается Роббан и хохочут Томми с Евой. Сюсанна чувствовала, как краска приливает к щекам, пока автобус трогался и въезжал в парк, чувствовала, как ей стыдно быть той, кто она есть, и как от этого стыда подступают слезы. Она отвернулась к окну, сидела и смотрела на этот непролазный лес, почему-то названный парком, пока краска не отлила от щек и слезы не отступили. Когда автобус припарковался позади летней эстрады, все уже прошло. Она смогла встать и выйти как ни в чем не бывало, хотя было уже совершенно ясно, что все переменилось. Но она не отправилась со всеми осматривать помещение за сценой, а осталась стоять на этой вот площадке, посыпанной гравием. И с тех пор так и стоит, пытаясь принять решение.

Она схватила кошелек, лежащий в кармане, дурацкий кошелек из вишневого кожзаменителя, который она купила, чтобы произвести впечатление на Еву, и изучила его содержимое. Купюра в пятьдесят крон, которую Инес вручила ей, пока Биргера не было дома. Деньги, за которые придется отчитываться. Семь крон в отделении для монет. В потайном кармашке — первые пятнадцать крон, отложенные на покупку модного черно-белого платья с оптическим узором. Зачем только оно ей теперь? И билет на поезд, маленькая твердая картонка, которая доставит ее из Норчёпинга в Ландскрону. Может, по нему можно будет уехать прямо из Несшё? Проблема только в том, что она не знала, как пройти к вокзалу. Понятия не имела. И не знала, есть ли сегодня поезда на юг. Все-таки праздничный день, Вальборг, могли и отменить…

Она поворачивается и смотрит на автобус. Хассе, вынырнувший из кабины, открыл багажник сбоку и как раз выгружал здоровенный усилитель на ручную тележку. Ему помогал какой-то дядька. Сюсанна не знала, кто это. Никто из них не смотрел в ее сторону. Оба молча и сосредоточенно тащили тяжелые вещи. Дождь разошелся, и куртка на спине уже промокла.

Сюсанна вздохнула, поправила капюшон и побрела к эстраде. Ставя ногу на первую ступеньку, она стиснула кулаки в карманах и как можно медленнее прошла все пять ступенек, ведущих к помещению за сценой.

Там оказалась только одна гримерка, куда они и набились, всей компанией. Бьёрн — перед зеркалом, все с тем же ускользающим взглядом, который был у него весь этот день. Ева — рядом на стуле, но отвернувшись от него, с улыбкой, адресованной Томми. Тот сидел на широкой лавке, которая шла вдоль всей торцевой стены, с красной гитарой, лежащей на коленях, и курил. Никлас стоял у Бьёрна за спиной и разглядывал себя в зеркало, чуть поправил свою длинную стрижку, а потом тряхнул головой, чтобы увидеть, как волосы лягут. Буссе откинулся назад на стуле и отпил еще пива из банки. Пео поглаживал палочки и поглядывал на дверь. А там, совсем рядом с Сюсанной, стоял Роббан, прислонившись к дверному косяку, и отвинчивал крышку своей фляги.

— О, — сказал он. — Смотрите, кто пришел! Сестра, которая не сестра. Или кто там она ему теперь?

Сюсанна попыталась улыбнуться, но получилось не очень. Углы губ задрожали, и спустя секунду все уже смотрели на нее, смотрели и видели, что она сдерживает слезы. Бьёрн казался удивленным, Буссе и Никлас чуть наклонились вперед, чтобы лучше видеть, Пео удивленно открыл рот, Роббан поднял брови, Томми бросил взгляд на Еву, сдерживая улыбку. А Ева подняла голову и одарила Сюсанну весьма и весьма холодным взглядом, заставившим ее примерзнуть к месту. Только попробуй, вполне внятно говорил этот взгляд. Только попробуй.

Директор парка стал для Сюсанны спасением. Он вдруг положил руку ей на плечо, и она инстинктивно сделала шаг назад и скрылась за его спиной. А он встал на пороге и откашлялся, словно собираясь сказать речь, а потом произнес, по-смоландски кругло:

— Так, парни, если кому по-маленькому, то поторопитесь, потому что тут туалетов нет, они в том домике под горкой. А то через десять минут открываем ворота, так что вы уж поторопитесь.

Он чуть качнулся на пороге, сунул руки в карманы и окинул гримерку взглядом. Бьёрн уже встал, Томми осторожно и аккуратно положил гитару на лавку у стены. Директор кивнул им и добавил:

— В общем, вы поняли.

Наконец-то дома!