Другая женщина - Евгения Перова

Закончила Ира институт, комнату сняла, пополам с Веркой Винни-Пухом. А потом сестра Юлечка замуж выскочила, только-только ей восемнадцать исполнилось. Ира хотела домой вернуться – сестра-то к мужу ушла, но оказалось… В общем, Мишенька уже взрослый, ему отдельная комната нужна, и опять Ирке места нет. И замуж тебе давно пора, ищи себе мужа с жильем. Ищи мужа! Где его найдешь-то?! Как-то никто не нравился. Верка – та влюблялась через день и каждый раз насмерть. А ты, Антипка, разборчивая больно! Разборчивая? Может быть…

Было два… романа не романа – так, недоразумения. Первый еще в институте, с Вовкой Петровым – два семестра продержались, а потом он ее бросил ради москвички с квартирой. Ирка всем говорила, что она из Вологды – не объяснять же про интернат и стенной шкаф. Второй раз было посерьезнее, по-взрослому. Толя – Анатолий Михайлович из соседнего отдела – на тринадцать лет старше, интеллигентный, начитанный и сам почти писатель, романы-фэнтези сочинял в свободное от работы время. Ия читала, нравилось, так романтично. И говорить с ним было хорошо, не то что с Вовкой – только целоваться. Поговорить – это для Ирки было так важно! Обо всем: о книжках, о кино – оба любили французское. И о поэзии – ну да, Ия писала стихи, конечно! Мелким почерком в блокнотиках: весна, любовь, одиночество, никто меня не понимает – все как положено.

Толя к ее творчеству относился слегка снисходительно, хотя поэзию любил – Бродского наизусть шпарил: «Ах, проклятое ремесло поэта. Телефон молчит, впереди диета. Можно в месткоме занять, но это все равно что занять у бабы. Потерять независимость много хуже, чем потерять невинность…» – ну, и так далее. Бродского Ия понимала плохо, особенно позднего, но Толю жалела: одинокий такой, непризнанный, талантливый. Пусть и слегка пьющий – а как талантливому человеку не пить-то?! Но так оказалось всё по-взрослому, что дальше некуда: женат и двое детей! Вот тебе и фэнтези. Но Ирка только радовалась, что не сильно обожглась, вовремя отпорхнула. И подумала про себя: «Да ну их всех! Проживу как-нибудь».

Хотя хотелось, хотелось – и семью, и детей, и разговоров по вечерам на уютной кухне, и поездок на дачу всей семьей, и пусть бы даже и ссорились – не всерьез, так. А потом мирились. В ее мечтах, в отличие от любовных романов, которыми зачитывалась Верка Винни-Пух, со свадьбы всё только начиналось: переживания, романтика, любит – не любит, поцелуи в сирени, звездные ночи, вздохи при луне, фата, белое платье – все это хорошо, конечно. Но главное-то начинается потом! Потом. И так казалось недостижимо это простое женское счастье: встать утром раньше всех, приготовить завтрак, чтобы муж просыпался от аромата кофе, а не от будильника… Целовать сонную детскую мордочку: вставай, радость моя, пора… И бегать по магазинам, и стоять у плиты, изобретая что-нибудь новенькое, и ужинать всем вместе за круглым столом, покрытом скатертью, а не на клеенке… И ходить по выходным в зоопарк, а зимой кататься с горки… хохотать, изваляться в снегу… и тайком целоваться замерзшими губами.

Принца на белом коне Ия никогда не ждала. Был бы по сердцу – и ладно. О принце не мечтала, а он взял да и свалился ей на голову! Правда, принц оказался не совсем принц, и подъехал не на белом коне, а на черном лимузине: нынешние принцы – они все больше на лимузинах разъезжают. Она упала – так неудачно, прямо в лужу, ну Ослик Антипка! И чулки порвала, и пальто запачкала, и автобус ушел! Так обидно, чуть не заплакала. А тут он и появился, принц на черном лимузине, прямо как в кино: ехал мимо, остановился, помог, подвез. Очень все галантно. И телефончик взял. Позвонил, пригласил в ресторан, потом еще. Не очень часто, но регулярно.

Ирка опомниться не могла. Никак не понимала, чем она привлекла такого… такого… такого Антонио Бандераса! Похож был слегка на Бандераса, но пожестче. Высокий, черноглазый, роскошный. Постарше лет на пять. Обеспеченный, воспитанный. Сильный и сдержанный. Что опасный – Ира не сразу поняла. Такой… тигр в смокинге. Не в смокинге, конечно, но всегда в костюме, при галстуке, ботинки сияют. Смотрит загадочно, улыбается снисходительно. И ухаживал так старомодно, ничего лишнего себе не позволял – первый раз в губы поцеловал, когда предложение делал.

Ирка себя чувствовала примерно как Джулия Робертс в «Красотке» – но куда Ричарду Гиру до Арсена! В подметки не годится. Верка Винни-Пух прямо облизывалась: ах, какой мужчина! Как тебе повезло! И матери понравился, особенно когда его квартиру на Кутузовском увидела. Квартира эта просто пентхаузом им показалась, после хрущобы-то. И свадьбу затеял прямо голливудскую, с размахом. Ирка плохо запомнила – как в тумане была. Все казалось: это кино. Ну не может такого со мной происходить, никак не может! И дальше стали жить, как в кино. Или во сне. Началась новая Иркина жизнь – прощай, Ослик Антипка!

Перед Арсеном она трепетала, млела, обмирала: да, дорогой! Как скажешь, дорогой! Перекрасилась в блондинку, как он хотел, макияж делала – глаза раскрашивала чуть не до висков, ресницы накладные, помада… Туфли на шпильках носила, короткие юбки… работу бросила… ждала его целыми днями… Только и делала, что ждала: «У меня рабочий день не нормированный, привыкай, детка». Так и звал: Ирочка, детка, киска. Да какая она Ирочка?! И вообще, она ли это?! В зеркалах отражалось что-то несусветное: гламурная блондинка, кукла Барби с испуганными глазами. Шарон Стоун с Ясенева. Трепетала, да. Сначала от любви трепетала, бояться потом начала, месяца через два.

Первый раз, правда, испугалась, когда предложение делал – тоже по-голливудски, с кольцом. Ирка как увидела бриллиант, так чуть в обморок не упала: это что, все взаправду?! И словно опомнилась: «Что ж я делаю-то? Куда лезу? Да разве это для таких, как я – из стенного шкафа?! И не знаю я его совсем…» Арсен смотрел на нее с ласковой насмешкой – решил, что прибалдела от бриллианта, дурочка.

– Дорогая, я жду твоего ответа!

Ирка моргала, не зная, что делать.

– Дорогая?

«Дорогая, дорогой, дорогие оба! Дорогая дорогого довела до гроба!» – непрошено всплыла в памяти бабушкина частушка.

– Арсен, я… не знаю… Я не уверена, что… Как-то неожиданно, – залепетала она, краснея.

– Чего ты не знаешь? Ты сомневаешься? Разве ты можешь во мне сомневаться, детка? – Насмешки в его взгляде прибавилось, он наклонился, взял ее за подбородок и поцеловал. Совершенно киношным поцелуем, красиво и страстно. Они сидели в маленьком кафе, чрезвычайно изысканном и безумно дорогом – свечи, розы, шампанское, кольцо с бриллиантом. Поцелуй. На пару секунд Ирка все-таки потеряла сознание, так ее проняло. Целоваться он умел, ничего не скажешь! Оторвавшись от ее губ, Арсен улыбнулся:

– Ну вот! Ты не можешь мне отказать.

И она согласилась. Собственно, ее согласия особенно и не требовалось, так, для порядка. Арсен все провернул сам: регистрация, ресторан, лимузин, платье, кольца, цветы – Ирка все больше и больше погружалась в сладкий туман, все больше и больше теряла себя, растворялась, пока не растворилась до такой степени, что перестала узнавать себя в зеркалах. Это было что угодно, но не любовь – не та любовь, о которой она для себя мечтала.

Зависимость, рабство!