Женский приговор - Мария Воронова

Иногда Надя чувствовала, что готова воспламениться от бесцеремонности Анастасии Глебовны, но успокаивала себя: «Мы скоро уедем». Мужу она не жаловалась, не хотела, чтобы он ссорился с матерью. Все равно скоро они покинут этот дом. Да и на что жаловаться? Свекровь голоса на нее ни разу не повысила, ни в чем не упрекнула и хочет только добра любимому внуку.

После смерти мужа Анастасия Глебовна резко сдала. Капризное пищеварение обрело четкие благородные формы холецистита и панкреатита, появилась гипертония и, конечно же, «сердце». Что там было в этом сердце, бог его знает, но в нужный момент свекровь замирала, картинно приложив руку к левой стороне груди. «Скорая помощь» стала частой гостьей в доме. Наде было неловко перед врачами, что их отрывают от настоящей работы ради театральной постановки, но отказать Анастасии Глебовне в вызове бригады было невозможно.

Определив, что приступы случаются ровно тогда, когда свекровь опасается не получить желаемого, Надя пыталась свести к минимуму подобные ситуации, но все предвосхитить было невозможно. Например, муж с женой хотят купить двуспальную кровать, что может быть невиннее? А вот и нет! Это же придется выкинуть старое ложе обожаемого сына, приобретенное в свое время вместе с обожаемым мужем, отправить на помойку целую эпоху! А если Надя не может выспаться, то на антресолях есть прекрасная раскладушка.

Надя заикнулась, что муж и жена должны спать вместе, получила в ответ умиротворяющую сладкую улыбку и сердечный приступ, разыгранный как по нотам.

«Действительно, зачем кровать, когда мы скоро уедем?» – сообразила Надя и, закрыв дверь за врачами «Скорой», достала с антресолей раскладушку.

И тут патетически прозвучало: «Я тебя от себя никуда не отпущу!» Сначала Надя только плечами пожала. Алексей – человек военный, пошлют, куда надо, мать не спросят. Но запустились дополнительные мощности в виде Шевелева, и перспектива остаться дома стала вполне реальной.

Надя запаниковала. Они с мужем жили очень хорошо и дружно, поэтому она понадеялась, что Алексей прислушается к ней и они все-таки поедут служить. Но всегда уступчивый и внимательный муж неожиданно отказался, разгорелся единственный за всю совместную жизнь скандал. Надя кричала, что они комсомольцы и должны служить своей стране там, где больше всего могут принести пользы, а не прятаться трусливо под мамину юбку. Родина вырастила их, воспитала, выучила, теперь надо отдать долг. Надя действительно искренне в это верила и действительно хотела жить на благо Советского Союза и гордиться мужем и собой, не только и не столько желание избавиться от ига Анастасии Глебовны руководило ею. Поэтому ответ Алексея просто поразил.

Всегда спокойный и ласковый, муж вдруг ударил кулаком по столу и заорал, что государство давно отобрало все у его семьи, поэтому лично он никому ничего не должен. С какой радости он, коренной ленинградец, представитель древнего дворянского рода, должен бросать мать, родной город и тащиться неизвестно куда, обрекая себя, молодую жену и ребенка неизвестно на что. Он уедет, а место займет какой-то поганый лимитчик без роду-племени, очень хорошо, просто замечательно!

Надя оторопела. Она была согласна с Пушкиным, что гордиться славою своих предков не только можно, но и должно, только вряд ли Александр Сергеевич имел в виду, что раз предки постарались, самому можно уже ничего не делать.

Предки свою жизнь прожили, теперь наша очередь.

Надя кричала, что Алексей сколько угодно может гордиться своим дворянским происхождением, но раз вступил в комсомол, то должен жить по-комсомольски, смело и свободно, и не бояться трудностей.

Муж повертел пальцем у виска и заорал, что он умный человек и будет полезен стране именно здесь, на ниве науки, и во всякие дыры пусть едут плебеи и быдло, убогий гегемон, невесть почему возомнивший, что он может получать высшее образование наравне с интеллигентными людьми.

Надежда Георгиевна редко вспоминала этот ужасный разговор, поэтому теперь взволновалась так, что остановилась возле лавочки, стоящей во дворе. Видимо, совсем недавно на ней выходила посидеть какая-нибудь старушка, потому что на мокрых досках лежала почти сухая картонка. Что ж, Надежда Георгиевна воспользовалась оказией, села и закурила, твердо пообещав себе бросить сразу после окончания процесса.

Она словно заново пережила странное чувство, будто земля уходит из-под ног, возникшее во время того скандала. Надя еще до замужества заметила, что Алексей с родителями немного кичатся своими дворянскими корнями, но совсем чуть-чуть, и только в узком кругу. Ну и что, мама тоже рассказывала Наде о своих аристократических предках и показывала немногие уцелевшие фотографии, но разве происхождение – это повод думать, что тебе позволено больше, чем другим? Эта идея казалась не менее дикой, чем расизм и антисемитизм. А тут выясняется, что собственный муж придерживается столь абсурдного мировоззрения. Нет, невозможно, наверное, она просто неправильно его поняла.

Она пыталась зайти с другой стороны, напоминала, как Алексею нравится клиническая работа, а гигиена – дело полезное, но очень уж скучное и неинтересное. Не лучше ли послужить пять лет, накопить опыта и поступить в адъюнктуру на нормальную кафедру? Время пролетит быстро, зато он потом всю жизнь сможет заниматься любимым делом, а не всякой ерундой.

Все было бесполезно. Муж поступил в адъюнктуру на кафедру гигиены, молодая семья осталась в Ленинграде под крылышком свекрови, которой каким-то непонятным образом стало известно о Надиных порывах.

Нет, Анастасия Глебовна ни разу не упрекнула невестку, напротив, стала с нею еще любезнее и добрее. Сказала, что понимает, как хочется жить своим домом, и обещает, что скоро Надюше предоставится эта возможность, «старая дохлятина» умрет в считаные часы и всех освободит.

Надя бурно и искренне желала свекрови долгой жизни и заставляла себя верить, что болезни реальны. Она так хотела гордиться мужем! Разумеется, он остался в Ленинграде только потому, что нельзя оставить хворую мать в полном одиночестве, а вовсе не от малодушия. Он смелый человек, просто очень добрый и любящий сын.

Врачи «Скорой помощи» превратились почти в родственников, а участковая – в Надину подружку.

В доме постоянно крутилось какое-то колесо Сансары из болезней Анастасии Глебовны: давление переходило в «сердце», которое, в свою очередь, вызывало холецистит, тот запускал панкреатит, отступавший только перед давлением. Иногда в этот круг вклинивалась банальная простуда или мигрень.

Поднимаясь утром, Надя первым делом думала: «Что сегодня?» – и быстро получала ответ. Свекровь говорила «мой панкреатит» или «мое давление» таким тоном, каким уместнее было бы сказать «моя звезда Героя Советского Союза».

Участковая быстро сдалась и оставила попытки убедить пациентку в том, что она здорова, вместо этого выписывала всякие сложные микстуры и порошки, благодаря чему Надя обзавелась полезными знакомствами в рецептурном отделе районной аптеки. Если какого-то компонента вдруг не оказывалось, вся семья металась по городу как угорелая, лишь бы только микстура была готова в срок и в полном составе ингредиентов.