Женский приговор - Мария Воронова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И знаете, Наташа, – продолжала пассажирка, – вы же во многом были правы, когда спорили со мной.
Наташа улыбнулась. Похоже, Надежда Георгиевна умеет читать мысли.
– Да ну прямо! Ладно, что воду в ступе толочь, лучше обсудим наш партизанский визит. Что вы теперь думаете?
Надежда Георгиевна поерзала на сиденье:
– Теперь что думать? Ясно, что Кирилл – невинная жертва детских интриг, жаль только, что эту информацию нельзя использовать на суде.
Наташа кивнула:
– Жаль. Эх, знал бы он, как все обернется, так отдал бы этой дурехе все свои песни до единой. Слушайте, а зачем вам фотографии Танины понадобились?
Надежда Георгиевна замялась, а потом сказала, что просто интересно. Хобби у нее такое, сравнивать маму с дочкой и размышлять о гримасах генетики.
Объяснение показалось Наташе странным, но не пытать же человека.
Директриса предложила зайти, но Наташа отказалась, мол, поздно уже, неприлично приходить в семейный дом.
Тогда Надежда Георгиевна попросила высадить ее возле гастронома. До дома далековато, но магазин через несколько минут закроется.
Наташа повиновалась и покатила домой одна, посочувствовав счастливой семейной женщине. Вот у нее в кухне шаром покати, и разве она мчится сломя голову за продуктами? Конечно же, нет! Придет, спокойно вытянется на диване, а если уж голод одолеет, то найдет в недрах буфета пару макаронин или горсточку крупы.
Свобода имеет свои преимущества.
Наташа бодрилась, пыталась развлечь себя глупыми шутками, но от реальности не отвертеться. Сегодня утром, увидав на свидетельском месте знакомое лицо, Наташа похолодела от ужаса. Она не была близко знакома со старшей сестрой отделения реанимации, но знала, что это очень ответственная и въедливая дама, имеет среди сотрудников кличку «Рыбонька» и является едва ли не единственной женщиной, к которой хорошо относится Альберт Владимирович Глущенко.
Наташа так задумалась, что, когда красный светофор сменился на зеленый, забыла тронуться с места. Стоящий сзади грузовик нетерпеливо прогудел, и это немного привело ее в чувство.
Все, что она напридумывала, – это глупость и фантазии. Точка. Это даже ненормально – подозревать человека, которого ты любишь, на основании скудных и убогих фактов.
Да, раны, нанесенные девушкам и ставшие причиной смерти, почти наверняка нанесены человеком, имеющим медицинское образование, ну и что? У нас, слава богу, самое большое число медработников на душу населения, почему сразу Глущенко? А он странный. Да, он реально странный. Мрачный, угрюмый, избегает женщин и водных процедур. Да, это странно, что бы там она ни пыталась придумать ему в оправдание. В тридцать с лишним лет он не женат и не имеет детей – для военного хирурга это ненормально.
То, что он к ней подобрел в последнее время, ничего не значит. Или значит? Наташа припарковалась на обочине и достала сигарету. Действительно… ненавидел, хамил, обзывался, но как только Сашенька насплетничал, что Наташа судит маньяка, сразу стал втираться в доверие. Может, он с ней и переспит, чтобы точно узнать, как дела в суде?
Господи, какая чушь…
Но то, что Альберт Владимирович оперировал отца погибшей Светланы, не чушь, а документально подтвержденный факт. Про вторую жертву ничего не известно, а третья перед смертью общалась с Рыбонькой, это тоже факт.
Четвертая девушка подрабатывала статистическим анализом данных, а у Глущенко данных как раз полно, и кто-то должен их анализировать.
Профессиональные дороги участкового терапевта и ведущего хирурга академии редко пересекаются, но Альберт Владимирович на заре карьеры разъезжал по поликлиникам, уговаривал врачей направлять к нему пациентов с нужной патологией.
С девочкой – лаборантом медицинского института он был знаком наверняка. Глущенко хвастался, что посещает там двухгодичные курсы немецкого. Наташа сама хотела записаться, чтобы быть к нему поближе, но набор давно закончился.
Наташа так задумалась, что забыла, где находится, только с шумом проехавший мимо «КамАЗ» заставил ее очнуться. Она потихоньку тронулась.
Что ж, с незнакомым мужиком ты вряд ли пойдешь в глухой двор и не подпустишь его близко, сидя в безлюдном сквере. Но доктор, который спас жизнь твоему отцу, – совсем другое дело. И врач, которого тебе представила работодательница, сказав, что это лучший в мире хирург, тоже не сделает тебе ничего плохого. И старый приятель: «О, привет, сто лет не виделись, что ж ты ко мне пациентов не направляешь?» – не вызовет подозрений, и ты охотно откликнешься на предложение проводить тебя домой и срезать дорогу.
Ну а уж если ты вчерашняя школьница, то конечно, разумеется, неоспоримо ты возьмешь под ручку красивого взрослого мужчину, знакомого тебе по работе!
Пальто, может быть, расстегнешь сама или позволишь ему, когда вы станете целоваться, – внезапный романтический порыв, что может быть прекраснее? И не заметишь, как умрешь, прижавшись губами к его губам и думая, что жизнь только начинается.
Кстати, о пальто. Четыре жертвы были в расстегнутой верхней одежде, и как раз те, что почти наверняка общались с Альбертом Владимировичем.
Две жертвы, студентка педагогического училища и замкнутая девушка-математик, вряд ли были с ним знакомы, ну так они были одеты в легкие куртки, через которые орудие убийства прошло, не встретив сопротивления.
Все сходится, будь оно неладно.
И бег! Альберт Владимирович бегает каждый вечер, невзирая на погоду, даже зимой по скользким улицам. Идеальный способ найти укромные уголки для убийства, и спортсмен вызывает меньше опасений, чем просто одинокий мужчина.
Когда мы видим человека в форме, неважно, спортивной, медицинской, военной или еще какой, нам сразу ясны его цели и задачи. Мы успокаиваемся: бегун, ага, ну пусть бежит себе мимо.
Наташа энергично тряхнула головой: нет, нет и еще раз нет! Это предательство – думать такое о человеке, которого любишь и которого знаешь лучше всех тех, кто орет, что Глущенко странный.
«Я же видела его настоящим, в такой момент, когда не врут и не притворяются. Насколько ж надо быть циничной сволочью, чтобы теперь подозревать его из-за каких-то совпадений!»
Она въехала во двор и поставила машину на маленьком асфальтовом пятачке. Надо не таиться, не фантазировать, а откровенно поговорить с Альбертом Владимировичем и все выяснить. Просто сказать, так, мол, и так. Да, это единственный способ: мучиться подозрениями невыносимо, а следить и вынюхивать – вообще не ее профиль.
Наташа решила завтра же поехать на работу и вызвать Глущенко на разговор.
Заглушив двигатель, она вышла из машины. Периферическим зрением успела поймать какое-то движение и понять, что оно неправильно, и сразу вдруг наступила темнота.
Надежда Георгиевна соврала Наташе: еды дома хватало, просто хотелось немного прогуляться и подумать.