Застолье Петра Вайля - Иван Толстой

Тем не менее он был очень добросовестен, не любил опаздывать, не любил, когда его кто-то ждал. Он и меня приучил не опаздывать.

Это было очень ответственное отношение к радио. Конечно, больше он хотел и чувствовал себя писателем, чем журналистом. Но ошибки, глупости, с которыми как редактор он сталкивался, – он это все пресекал.

Петя вставал рано, в шесть часов, и писал, потому что к десяти надо было идти на работу. Принтера у нас не было, и к одиннадцати, когда заканчивалась летучка, я подходила к дверям радио, он мне выносил отпечатанные листы своего текста, не для радио, и я должна была это до вечера или на следующий день прочесть.

Он приходил домой, это были споры, ссоры, это был мой звездный час, когда я как редактор черкала: “Если я тебя не понимаю, с которой ты путешествовал, ездил, почему тебя должен кто-то другой понять?” Он отвечал: “Если меня будут понимать моя жена, Акунин, Гандлевский и Лосев – я буду доволен”. Это, наверное, неправда, потому что любой пишущий человек должен иметь отдачу.

Все наши дружбы пражские были с людьми с Радио Свобода. Мы дружили с Андреем Шарым, с сестрами Арзумановыми.

И “Свобода” давала возможность ездить по миру, писать книги и прочее.

Относился он с юмором. Понятно, когда муж приходит с работы, он рассказывает и какие-то сплетни – это нормальная жизнь. Грубо говоря, я была, скорее, писательская жена, чем радийная, если можно так выразиться.

А. Ш. Помимо суеты дневных новостей у Петра были определенные обязанности руководителя. Он был еще редактор, он должен был работать с людьми. Как у него с этим складывалось?

Э. В. Когда он писал свой текст об армии, он рассказывал, что, когда его назначили на какое-то короткое время старшиной, он почувствовал, как поднимается волна начальственного состояния. И он понял, что нужно с этим заканчивать: “Я надеюсь, что какие бы я ни занимал унтер-офицерские должности, люди не могут на меня пожаловаться”. И я никогда не слышала от кого-то, что Петя такой уж зверский начальник. Помимо сознания, что нельзя людей унижать и обижать, была еще мягкость, мягкость характера. Это тоже имеет значение – когда человек не скандальный. Свое начальство он не очень любил. Он не любил выяснения отношений наверху, особенно на английском языке.

А. Ш. Это тяжело было для него?

Э. В. Не самое лучшее. “Ой, завтра идти к начальству! Ой, как не хочется!” Но это нормально. Кто-то любит, кто-то нет. Для него это было тяжело. И темы были ему не интересные. Ему интересна журналистка, писательские дела, встречи с людьми. А это чисто административная работа. Тем не менее спасибо этому радио. Мы же жили замечательно – просто перейти дорогу, и это было очень удобно. Конечно, он успел написать очень много, но все заготовки вначале были на радио. Мне-то он не показывал: “Увидишь в статье, в эссе” – и прочее. Но когда вдруг я увидела: ой, это было в таком маленьком абзаце!

Вот я сейчас делаю книгу “Вайль и Италия”, картины Италии. Там очень много заготовок были написаны на радио.

А. Ш. Я никогда не видел Петю без галстука.

Э. В. Это реакция на бесшабашную, наплевательскую юность. Когда я познакомилась с ним, он был в какой-то кофте трикотажной. Как я могла решиться на роман с человеком, который абсолютно не обращал внимания на одежду! Но вдруг почувствовал пиджаки, галстуки. Потом я нашла перечень: сколько галстуков, сколько пиджаков. Он же педант. Там было шестьдесят восемь галстуков. Потому что это было самое удобное, чтобы ему дарить.

Он даже в первые годы не ходил в магазин для крупных мужчин, ходила я, сняв все его параметры, и покупала на свой вкус. Но шли годы, человек все это полюбил. Единственное, ходил в магазины одежды вместе со мной – вот это я хочу, вот это я могу…

Он ужасно не любил людей со “Свободы”, которые на босу ногу в офис приходили в сандалиях. Ну как же так? Обувь очень любил, особенно итальянскую. Обувь покупал сам. Но почему-то считал долгом чести носить галстуки – не потому, что стал начальником, просто полюбил этот стиль. Он его худил. Я это всегда поддерживала, потому что я, как он меня называл, московская штучка, любила тряпки – и мужские, и просто приятно, когда твой муж нормально выглядит.

А. Ш. Пражская жизнь его после Нью-Йорка – не радио, а Прага как город – его вдохновляла?

Э. В. Как город – нет. А как место, как центр Европы. Садишься вечером в поезд, утром ты в Венеции. Четыре часа до Вены, два часа до Дрездена. Конечно, это было ужасно удобно, особенно когда он задумал книжку “Гений места”. Потом, когда была уже квартира в Венеции, здесь жил мой сын, мы останавливались и уже ездили по Италии. Прага уютная, удобная, абсолютно никаких противодействий. Он всегда спорил с людьми, которые говорили, что к русским плохо относятся. Никогда мы этого не чувствовали. Один только раз, в какой-то больнице он лежал, и медсестра ему сказала: “А вы по-чешски говорите”. А он говорил только по-русски и по-английски.

Другое дело, что мы не сильно дружили с чехами. Все равно это была своя радийная компания, всякие праздники, мероприятия. Сейчас, глядя уже через много лет, я считаю, что это был замечательный период, когда под боком Европа, и радио, и отношения, и друзья.

А. Ш. Он блистательно справлялся с новостями, несмотря на то что был больше писателем, он вникал именно в суть, мог прокомментировать любое событие, будь то война в Ираке или смена Путина. Как в нем это умещалось и как он из рабочего процесса для себя что-то не только рутинное, но и полезное мог получить?

Э. В. Сейчас уже я могу без всякого преувеличения сказать, что он безумно способный человек. Если я читала книгу, один том, то Петя читал собрание сочинений. Это фантастическая память. Я эту память называла даже помойной: и какие-то прибаутки из детского сада, и к месту анекдот, и цитата. Поэтому ему, конечно, можно было взглянуть на текст – и он все запоминал. Он был в курсе, понимал, что он на “Свободе” работает, а не в гламурном журнале. Как удавалось? Это уже способности. Если человек с шести до девяти пишет полный текст, потом готовит завтрак и злится, почему не иду, когда омлет поднимается, идет на работу, там проводит летучку, моментально включается в радийные дела… Это были те самые способности, которые давали возможность при каждодневной работе… Он даже в интервью говорил, что у него времени нет на разъезды. Или это уик-энды, или это отпуска, которые он тратит на книги. Издавать книги при каждодневной работе – не каждый творческий человек на это способен. Писатели должны закрыться и писать.

А. Ш. У Марио Корти были очень хорошие слова, что на радио работают люди, которые украшают радио, и люди, которых украшает радио. Безусловно, Петя относится к первым. Что-то помимо денег и благ дало ему радио из общения? Приезжавшие люди, коллеги?

Э. В. Как везде, как и для вас, какие-то коллеги были очень симпатичны, какие-то коллеги совпадали по вкусам и по всему. Люди, приезжающие из России, безусловно, нравились, было интересно разговаривать, брать интервью. Наши личные знакомые – Горин, Юрский, – он их тоже водил на радио, знакомил, показывал. И тем тоже было все интересно. У каких-то людей московских, далеких от радийной профессии, брал интервью. Я помню 2008 год, когда было сорок лет со дня введения танков в Прагу. Гостили у нас люди из Петербурга. И как он им показывал город – была совершенно замечательная выставка на Вацлавской, где большими буквами, прямо сердце останавливалось: “Иван, иди домой!” Это составляло жизнь.