Елизавета Йоркская. Последняя Белая роза - Элисон Уэйр

Наступила тишина. Елизавета подыскивала верные слова для оправдания своих действий:

– Я думала, что у меня нет выбора. Мне казалось, это единственный способ получить корону, которая по праву принадлежала мне, и обеспечить будущее своих сестер и матери. Восстание Бекингема было подавлено. Я считала ваше дело проигранным и оставила надежды на ваш приезд.

Генрих искоса глянул на нее:

– А как вы примирили свою совесть с тем, что выйдете замуж за человека, который расправился с вашими братьями?

– Это был вопрос приоритетов! – резко ответила Елизавета. – Мне пришлось пожертвовать собой и усмирить голос совести ради высшего блага. Кроме того, Ричард заверил меня, что не убивал моих братьев. По его словам, они исчезли из Тауэра, а виноват в этом Бекингем. Мне очень хотелось, чтобы они были живы, и я поверила ему.

Генрих кивнул:

– Я понял вас. Но сдается мне, Ричард значил для вас больше, чем вы хотите мне показать. Что вы скажете на это? – Он вынул из дублета листок бумаги и положил его на стол.

Елизавета пришла в смятение, узнав свое письмо к Норфолку. Там были слова, которых, как она надеялась, Генрих никогда не прочтет. «…его милость – моя единственная радость и надежда в этом мире, я принадлежу ему сердцем и мыслями, телом и всем своим существом». Неудивительно, что Генрих взъярился.

– Я была в отчаянии, – пролепетала Елизавета. – Хотела избавиться от пятна незаконнорожденности и получить корону, которая должна быть моей. Хотела спасти себя и своих сестер от позорных браков. И написала эти слова, чтобы заверить Ричарда в своей преданности ему. Я предложила ему всю себя целиком. Между нами не было настоящей любви, только как между дядей и племянницей, в этом смысле мы всегда симпатизировали друг другу. Вы должны знать, Генрих: если бы я была уверена, что вы идете спасать меня, то никогда даже не подумала бы о браке с ним и письма этого вообще не написала бы. Я всегда хотела выйти замуж только за вас. Но считала, что вы для меня потеряны. Мне нужно было как-то жить! – Глаза Елизаветы наполнились слезами.

Лицо Генриха сразу смягчилось, и он взял ее за руку:

– Простите меня, cariad[25], я не должен был так резко говорить с вами. Но когда я прочел это письмо, изъятое в доме Норфолка при обыске, оно неприятно поразило меня. Не скрою, я испытал ревность. И не мог поверить, что вы питали какие-то чувства к этому монстру. Но теперь, когда вы все мне объяснили, я понимаю, какие мотивы побудили вас к таким действиям, и не могу вас винить.

Генрих склонился к Елизавете и, пока та купалась в безмерном облегчении, приподнял ее подбородок и нежно поцеловал в губы. Впервые мужчина поцеловал ее, и она растаяла. Подобная сладость ощущений ей даже во сне не могла привидеться, и она испытала такое чувство, словно получила благословение, кроме того, это подвело черту под всем прошлым. А потом Генрих поцеловал ее еще раз, они оказались в объятиях друг друга, и жизнь мигом стала неизмеримо лучше.

После этого между ними возникли более глубокое понимание и близость, а затем расцвела любовь. Вернувшийся из Ланкашира лорд Стэнли улыбался им, когда они сидели, склонив головы друг к другу, и строили свадебные планы.

– Как приятно видеть такую идиллию, – сказал он. – Я молился о благополучном исходе, но никогда не думал, что эта история увенчается настоящим блаженством.

Генрих просиял и посмотрел на своего приемного отца:

– А я никогда не думал, что обрету такую радость в браке, заключенном из политических соображений! – Он поцеловал руку Елизаветы, которая постепенно начинала понимать, что в его уэльском характере есть и романтическая сторона.

– А вы, Бесси? – спросил Стэнли.

– Я не могла бы мечтать ни о чем лучшем, отец Стэнли.

Елизавета заметила, что некоторые ее платья потеряли вид, а самые лучшие, из золотой парчи, были слишком роскошны для повседневной носки.

– Моей королеве нужны новые наряды! – заявил Генрих. – Я прикажу прислать вам из гардеробной кое-какие ткани.

В Колдхарбор доставили несколько больших свертков, и Елизавета затрепетала от восторга. Ее мать и леди Маргарет наблюдали, как она разворачивает ярд за ярдом отрезы алого бархата и желтовато-коричневого дамаста, достает горностаевые шкурки. Маргарет тут же послала за своим портным.

Мать подозревала, что Генрих намеренно тянет с заключением брака, но постепенно оттаивала. Она не могла упрекнуть его в отсутствии любезности по отношению к ней или нежности к ее дочери, при этом постоянно использовала Елизавету, чтобы та надавила на Генриха и он приказал бы обыскать Тауэр.

– Я должна знать, что сталось с моими дорогими мальчиками, – твердила мать.

Елизавета неохотно заговорила об этом со своим женихом. Другой возможности не представится – идиллические две недели жизни под одной крышей закончились, и завтра Генрих отправится во дворец Уокинг.

Накануне вечером Елизавета попросила разрешения поужинать с ним наедине. Видя, как она расстроена предстоящим отъездом жениха, Маргарет с готовностью согласилась на это и даже приказала поварам приготовить для них особые блюда.

После того как они насладились сочной цесаркой, сваренной в эле, кремом из рыбы и грушами в красном вине, Елизавета передала Генриху двуручную любовную чашу.

– Мой дорогой, помните, я говорила, что Ричард сказал мне, будто мои братья исчезли? Как по-вашему, они еще могут быть живы?

Генрих посмурнел:

– Это возможно. Но я с сожалением должен признать, что, скорее всего, они мертвы.

– Соглашусь с вами, – сказала Елизавета. – Я не верю, что они покинули Тауэр. Генрих, а нельзя ли сделать так, чтобы там все хорошенько обыскали?

– Это уже сделано, – ответил он. – Мои люди очень старались, но ничего не обнаружили. Либо принцев захоронили так незаметно, что не осталось никаких следов, либо увезли из крепости живыми или мертвыми.

– Значит, Ричард мог говорить мне правду?

– Полагаю, что да. – неохотно ответил Генрих. – Но Бекингем сообщил мне, что Ричард по секрету поделился с ним своими планами убить их, из чего можно заключить, что он так и сделал. Я считал так же, как и моя мать, и Бекингем, и даже ваша матушка, что они умерщвлены. Иначе не поклялся бы завоевать Англию, трон и жениться на вас.

У Елизаветы возникла предательская мысль: а если Ричард говорил правду и похищение ее братьев организовал Бекингем, тогда в равной степени возможно, что Генрих или его мать действовали в сговоре с герцогом. Генрих от этого выгадывал больше всех, за исключением разве что Ричарда. Но