Елизавета Йоркская. Последняя Белая роза - Элисон Уэйр

– Ваша почтенная матушка без конца благодарит за это Господа, – молвила Елизавета.

– Я многим ей обязан. Она не теряла веры в меня.

– И неутомимо трудилась ради вас, даже рискуя своей жизнью.

– Она необыкновенная женщина. Надеюсь, вы с нею подружитесь.

– О, мы уже давно друзья, а в последнее время особенно сблизились.

Генрих вновь ослепительно улыбнулся ей:

– Думаю, мы с вами тоже хорошо сойдемся. Я считаю дни до нашей свадьбы. И ближайшие две недели проведу в Колдхарборе, чтобы у нас было время получше узнать друг друга. Моя мать объяснила вам, с чем связана отсрочка нашего брака?

– Да, она объяснила.

Елизавета обрадовалась, услышав, что он хочет провести с нею какое-то время, в его обществе она ощущала новый прилив сил. Им о стольком нужно поговорить, что она не знала, с чего начать. Но это может подождать. Главное – они понравились друг другу и имели общие цели. И он ей действительно нравился. У Елизаветы сложилось впечатление, что это чувство было взаимным.

Во время пребывания в Колдхарборе Генриху нужно было заниматься тысячей разных дел, и его мать постоянно кружила поблизости. Жених и невеста обедали и ужинали со своими матерями и сестрами Елизаветы, к которым Генрих постепенно привязывался, однако достаточно времени проводили и наедине. Рядом с домом не было сада, поэтому они сидели во дворе – стояла ранняя осень, и погода радовала, – а иногда играли в шахматы или карты в гостиной, но нередко просто разговаривали, обнаруживая, что у них много общего, особенно любовь к музыке и легендам о короле Артуре и Камелоте.

– Я его потомок, вы знаете, как и древних королей Британии, – сказал Елизавете Генрих. – Одним из моих предков был могучий уэльский принц Кадваладр, король Гвинеда. Именно поэтому у меня на знамени вышита его эмблема – красный дракон, и я использую этот знак на своем королевском гербе. – В глазах у него появилась мечтательность. – На смертном одре Кадваладр предсказал, что выходец из Уэльса восстановит древний королевский род Британии и власть его потомков распространится на весь остров. Я верю, что его пророчество сбылось на мне.

Елизавета обмерла. Послание было ясное: Генрих Тюдор видел себя истинным наследником тех древних правителей, а явившихся вслед за ними – саксов, норманнов, Плантагенетов – узурпаторами власти.

– Мой отец очень гордился своим происхождением от Кадваладра, – торопливо проговорила она, не желая допускать никаких намеков на то, что король Эдуард будто бы не имел прав на трон. – А со стороны своего предка Роджера Мортимера, который женился на Гвладис Ду, дочери принца Лливелина ап Йорверта, я происхожу от древних принцев Уэльса.

– Значит, вы самая подходящая жена для короля – уэльсца по рождению, – заявил Генрих, взял руку Елизаветы и запечатлел на ней поцелуй. В губы он ее еще ни разу не поцеловал. – Но я должен учитывать глубинные чувства англичан. Они не доверяют иностранцам, даже уэльсцам. Мне бы не хотелось, чтобы мои подданные считали меня чужаком, а потому я намерен продемонстрировать свою преданность их и моему покровителю святому Георгию.

Елизавета понимала: есть обстоятельства, которые разделяют их с Генрихом, и эти неурядицы нужно уладить. Ей хотелось напомнить ему, что без нее его претензии на трон слабы и их легко могут оспорить. У любого из членов династии Йорков обнаружится не меньше, а то и больше прав на власть. Пока они не поженятся, Генрих будет уязвим. Он явно понимал это, мать говорила ей, что он начал отсчет времени своего правления со дня, предшествовавшего битве при Босворте, фактически объявив изменниками Ричарда и всех тех, кто сражался за него. Мать была в шоке.

– Как же короли в будущем смогут иметь уверенность, что в день битвы подданные не покинут их из страха быть обвиненными в измене?! – воскликнула она. – Простите, Бесси, я не должна критиковать вашего будущего супруга, но это слишком.

Тем не менее Генрих издал указ о помиловании всех простолюдинов, которые сражались при Босворте. Сторонники Ричарда были либо рассеяны, либо посажены в тюрьмы. Норфолк пал на поле брани, а его сын граф Суррей находился в Тауэре, как и граф Нортумберленд. Генрих сказал Елизавете о своем намерении через какое-то время простить и освободить их. Некоторые былые противники нового короля благоразумно переметнулись на его сторону, остальные скрылись. Кузен Елизаветы Линкольн примирился с Генрихом и получил не только прощение, но и место в Совете. Она надеялась, этого будет достаточно, чтобы завоевать его преданность на долгий срок, особенно притом, что Линкольн был объявлен преемником Ричарда. Даже бабушка Йорк прислала поздравления Генриху, хотя мать сказала, что сделать это для нее было все равно что получить удар под дых, ведь из-за него погиб ее сын. Однако Елизавета знала, что эта женщина всегда поступает правильно и расчетливо.

Из всех членов дома Йорков только тетя Маргарита не прислала поздравлений. Со стороны Бургундии отчетливо повеяло холодом.

– Совершенно ясно, что Маргарита ненавидит Генриха, ведь он убил ее брата и сверг с трона Йорков, – рассуждала мать. – Она для него недосягаема, потому не боится проявлять враждебность к нему. Генриху следует остерегаться ее: она сильная женщина и мастерица строить козни.

Елизавета выбросила из головы мысли об угрозе со стороны тети Маргариты. У нее имелась более насущная проблема, о которой она не решалась заговорить с Генрихом, а тот наверняка знал о намерении Ричарда жениться на ней. Задумывался ли он, насколько велико было ее желание согласиться на этот брак? Знал ли о письме, которое она отправила Норфолку? Елизавета горячо надеялась, что нет, так как оно выдавало ее желание вступить в этот союз по личным причинам. В глазах Генриха такой поступок, совершенный после того, как он публично поклялся взять ее в жены, мог выглядеть предательством.

Настал день, когда Генрих вернулся домой в странном настроении. Он выглядел озабоченным, в его манерах появилась холодность, которая расстроила Елизавету. Они играли в карты, и его король побил ее королеву. Ирония ситуации не ускользнула от них обоих, и Генрих вопросительно взглянул на свою партнершу.

– Странно думать, что когда-то вы были моим врагом, – заметил он.

– Едва ли я им была, – возразила Елизавета. – Вас опасался мой отец. И эта вражда благополучно завершилась.

Генрих помолчал, прищурился:

– И тем не менее вы планировали выйти замуж за Узурпатора, который хотел уничтожить меня и принес столько горя вашей семье. Это был злонамеренный и жестокий план – самый подлый, о каком я только слышал. – Его гнев ощущался еще сильнее, оттого что он выражал