Серый пилигрим - Владимир Василенко

Изменения должны были быть весьма заметными, ведь, как говорил Алонсо, грунта рабочие вывозили много. Но пока Леонард отметил лишь то, что некоторые стеллажи переставлены и появилась парочка новых, белеющих свежеоструганным деревом.

Погреб тоже относился к древней постройке, на руинах которой был возведен замок. Стены здесь были выложены из округлых, как речная галька, камней размером с лошадиную голову, а то и крупнее. Кладка была очень прочной – по сути, это была часть фундамента внешней стены. Странная это мысль – долбить монолитные стены, чтобы добавить места для хранения вина. Тем более что и старый погреб никогда не был забит под завязку.

Леонард свернул за угол и от неожиданности даже остановился. Он обнаружил, наконец, изменения.

Погреб имел форму буквы Т, и в левом его ответвлении в стене был пробит свежий проем, за которым начиналась лестница вниз. Спустившись по вырубленным в камне ступеням, Леонард оказался в гулком, как пещера, каменном коридоре, конец которого тонул во мраке. Пол коридора шел под небольшим уклоном вниз. Вдоль правой стены стояли два винных стеллажа, потом несколько объемистых бочек. Пройдя чуть вперед, Леонард уперся в еще один стеллаж, перегораживающий коридор. Он прошелся взад-вперед, освещая влажные каменные стены. Свежих следов кирки не видно. Похоже на то, что рабочие просто пробили стену, открыв вход в часть старых катакомб, скрывающихся под замком.

Справа от стеллажа, перегораживающего коридор, Леонард обнаружил узкий проход, в который и протиснулся. Дальше коридор уже даже не пытались маскировать под хранилище вина. Он шел под уклоном вниз, круто забирая влево наподобие винтовой лестницы.

– Обыскали весь замок, говоришь? – пробормотал он. – Ох, Алонсо, неудивительно, что отец не доверял такому тупице важных поручений…

Впрочем, не исключено, что и этот коридор обследовали. Просто, например, тот же Бенедикт приказал никому о нем не рассказывать…

Леонард, сгорбившись, осторожно пробирался по коридору, а рука то и дело непроизвольно тянулась к поясу, к несуществующему мечу. Становилось жутковато, и в какой-то момент он даже подумал, что стоит вернуться, но любопытство перевесило.

Коридор вывел его в огромный зал – свет фонаря едва доходил до дальней его стены. Слева потолок и часть стены были обрушены. Видимо, этот завал и разбирали рабочие, нанятые отцом. Им удалось расчистить проход в дальний конец зала, где зиял чернотой вход в еще один туннель.

Леонард, оглядевшись, прошел туда. Коридор оказался довольно коротким и заканчивался тупиком. Кладка здесь была явно свежая. Массивная деревянная дверь – тоже. Похоже, проход просто перегородили.

Леонард присел, оглядывая замочную скважину. Вздрогнул, увидев бурые засохшие пятна на дверной ручке. Кровь?

Он потянул за ручку и, к его удивлению, дверь поддалась. Не заперто.

Отгороженным оказался небольшой отрезок коридора, заканчивающийся тупиком. Всю дальнюю стену занимал искусно выполненный барельеф, изображающий мчащуюся боевую колесницу.

Здесь было оборудовано что-то вроде кабинета. Стоял большой заваленный бумагами письменный стол, стул, тяжелый сундук с откинутой крышкой. Над столом на крюке висел фонарь со стеклянным колпаком. Масла в нем почти не осталось, а судя по тому, как в комнате было тяжело дышать, горел он долго, пока хватало воздуха. Похоже, отец не потушил его, уходя отсюда в последний раз.

Леонард, открыв дверь настежь, снял фонарь с крюка и, поставив на стол, снова зажег его.

Когда света стало больше, в глаза сразу бросились красные пятна, раскинувшиеся размашистыми кляксами на бумагах. Кровь, теперь-то уж Леонард в этом не сомневался. Юноша, холодея внутри от волнения, оглядел комнату, находя все новые следы крови.

Отца ранили прямо здесь! Он, превозмогая боль, выбрался наверх, дотянув со стрелой в боку до самого донжона. А кабинет при обыске, похоже, так и не обнаружили. Разрази Хорм этого тупоголового Алонсо и прочих слуг!

Леонард, водя лампой из стороны в сторону, внимательно оглядел каждый закоулок комнаты. Впрочем, разглядывать было нечего. Барельеф на стене, стол, стул, сундук. В сундуке – веревки, факелы, котомка с зачерствевшим хлебом, бутыль с водой, кирка.

Барельеф великолепен. На цельной плите из черного гладкого камня с тонкими зеленоватыми прожилками. Вырезан так искусно, что кажется, будто наездники колесницы сейчас сойдут со стены и встанут бок о бок со зрителем. Лицо одного из них, вцепившегося в поводья, искажено гримасой ярости, рот раскрыт в беззвучном крике. Филигранно вырезан каждый зуб, каждая морщинка, каждая прядь волос. Леонард и не подозревал, что вообще возможна такая работа по камню.

За спиной погонщика, развернувшись вправо, застыл, натягивая тетиву, лучник в шлеме, украшенном высоким гребнем, похожим на рыбий. Стрела на луке, кажется, даже не вырезана, а просто вдавлена в камень, и Леонард невольно ощупал ее пальцами, проверяя – не отковырнется ли. Оперения еще трех торчат из колчана лучника – две стрелы рядом, одна чуть в стороне.

Третья стрела!

Леонард ощупал стрелы в колчане, и та, что располагалась отдельно, подалась под нажатием пальцев, оказавшись искусно спрятанным рычажком. Стоило слегка толкнуть плиту, как она на удивление плавно и бесшумно начала проворачиваться по вертикальной оси. В образовавшейся щели зияла тьма.

– Та-ак… – пробормотал Леонард.

Сердце трепетало от почти детского восторга. Здесь, буквально у них под ногами, все эти годы скрывалось нечто древнее и таинственное. Отец нашел сюда ход, и скорее всего, именно изучением того, что прячется за барельефом, был так поглощен в последнее время.

Леонард оглядел бумаги на столе. На глаза попалась недорисованная схема какого-то лабиринта, с кучей пометок, сделанных отцовской рукой. Увесистый пыльный фолиант в жестком кожаном переплете. Внутри – неровные ряды странных угловатых символов, начертанных явно от руки. Чьи-то записи. Язык совершенно незнакомый. Изредка попадаются довольно умелые рисунки, изображающие в основном какие-то причудливые приспособления из треугольников и сфер. Судя по состоянию пергамента, книге могло быть несколько веков. Переплет изрядно потрепан, несколько страниц в начале оборваны. Зато на первой Леонард увидел нечто, едва не заставившее его вскрикнуть.

По коричневой, потрескавшейся от времени странице, на самом краешке, поверх черных угловатых символов, летела легкая вязь знакомых букв. Почерк матери!

«Эта книга очень важна, Корнелий. Надежно спрячь ее. Она не должна попасть в руки Валору! Если не сможешь найти Арайю или она откажется помогать – лучше уничтожь ее».

Леонард несколько раз пробежался взглядом по этим коротким строкам, ловя не столько смысл, сколько само ощущение того, что читает что-то, написанное Ею. Казалось, мать позвала его – через неведомые дали, через годы, а может, и через грань, отделяющую мир живых от мира мертвых. В отличие от отца, он довольно быстро перестал верить в то, что Риана жива. Потерю переживал очень остро, и, возможно, поэтому отец так баловал его в последние годы, к неудовольствию Бенедикта.