Не может быть мертв - Иэн Рэнкин

— Он давно умер.

— Я знаю.

— Мученик, пострадавший за великую идею.

— Вы и вправду так думаете?

— Когда Фрэнсис ораторствовал, ему было под силу возводить на трон и свергать с престола.

— Выходит, вы хорошо его знали, так?

— Он был уникальной личностью — не только мыслитель, философ, но и человек, который реально действовал. Он не просто трепал языком, он пахал как каторжный во имя поставленной цели.

— Да, он был очень предприимчив, — согласился Фокс.

— Вот поэтому-то он и был обречён.

— Вы думаете, его держали на мушке?

— Он был застрелен в упор. А через месяц пришли за мной. Почему не раньше? Да потому что всё это время они были заняты тем, что подбрасывали улики в подвал моего дома. Впечатляющая картина: вломились в мой дом в противогазах и защитных комбинезонах, вынеся дверь. А я был в пижаме в розовую полоску… — Он отчётливо выговаривал каждое слово. Те зубы, что видел Фокс, были почерневшие и неровные. — Даже не дали мне возможности одеться. И они точно знали, где искать так называемые улики.

— Сначала вас посадили в тюрьму.

— Да. Но им этого было мало. Они видели, что я там как рыба в воде — провожу политбеседы с заключёнными, открываю им глаза на ужасы тирании…

— Говорят, вы подрались с одним из сокамерников…

— Ему заплатили за участие в драке. Это единственное объяснение тому, почему наказали меня! Сначала одиночная камера, потом Барлинни, потом Питерхед…

— Более суровые порядки?

— Более изощрённые издевательства и унижения, — поправил его Макайвер. — Всё, что может сломить дух и довести человека до сумасшедшего дома. — Он погрозил Фоксу пальцем. — Но я не более безумен, чем вы — зарубите это себе на носу, когда будете уходить.

Фокс кивнул так, будто был полностью с ним согласен.

— Так чем конкретно занимался Фрэнсис Вернал? Я хотел сказать, в рамках организации?

— Фрэнсис был нашим единоличным «мозговым трастом». Если бы вы знали, сколько у нас было рьяных последователей — буйные, горячие головы… Их надо было остудить — и он прекрасно подходил на эту роль.

— Он и финансовой частью тоже заведовал, верно?

— Он был незаменим для нас по многим параметрам.

— Деньги поступали к вам от вооружённых ограблений банков, — не сдавался Фокс. — И эти средства вы пускали на покупку оружия и взрывчатки?

— Это было неизбежное зло.

— Скажите, хранил ли мистер Вернал оружие у себя в машине?

Макайвер вдруг заморгал, будто пробуждаясь от сна.

— Что вы здесь делаете? К чему все эти расспросы? — Он посмотрел на лежавшую перед ним газету так, будто видел её в первый раз. — Знаете, лучше всех об этом сказал поэт Бёрнс: «Мы куплены и проданы за английское золото». Он раздражённо ткнул пальцем в чертёж, воплощавший собой идею автора о новом автодорожном мосте. — Именно это мы здесь и видим.

— «Такая вот шайка разбойников в стране», — вторил ему Фокс, заканчивая цитату и одновременно залезая в карман пиджака. Там лежал снимок из книги профессора Мартина и две университетские фотографии Элис.

— Фрэнсис… — задумчиво протянул Макайвер, проводя большим пальцем по лицу Вернала. — И Элис… — Его глаза вдруг расширились. Он взял один из снимков и поднёс его к носу.

— Вы случайно не знаете, что с нею сталось? — спросил Фокс.

Старик покачал головой. Свободной рукой он поглаживал окладистую бороду. Казалось, будто он был не в силах оторвать взгляд от фотографии.

— Молодость, красота, энергия — словом, всё, что было нужно движению.

— Она спала с Верналом.

— У Элис было много поклонников.

— В том числе и вы? Вы хоть что-нибудь слышали о ней после гибели Вернала?

— Она поступила правильно. Сначала они грохнули Фрэнсиса, а потом и до меня добрались. А Элис ушла в подполье.

— А Соколиный Глаз? — Фокс немного наклонился вперёд и постучал пальцем по фотографии, где Элис и Соколиный Глаз держались за руки.

— Сдаётся мне, он до сих пор где-то странствует. Где-то в нашем огромном мире, где есть нужда сражаться за правое дело.

— А его настоящее имя вы знали?

— Для нас он всегда был Соколиным Глазом.

— И что же, никто из боевых товарищей не поддерживает с вами связь?

— А с какой стати кому-нибудь захочется навещать меня здесь? Я ничего не могу им предложить.

— Недавно я имел честь беседовать с Джоном Эллиотом. Вот он, как бы это сказать, и не думал уходить в подполье, не так ли?

— Я видел его по телевизору.

— И что же, он ни разу не приезжал проведать вас? Макайвер покачал головой.

— Это фотография из книги, — продолжал Фокс. — Её написал один университетский преподаватель. Его зовут Джон Мартин.

— Как певца?

— Почти. Он хотел поговорить с вами, но вы наотрез отказались с ним встречаться.

— Правда?

— Так он мне сказал.

Макайвер пожал плечами.

— Я его не помню.

Фокс немного подумал.

— Вам что-нибудь говорит имя Гэвин Уиллис?

— Гэвин Уиллис? — раздельно повторил Макайвер, будто бы пробуя каждое слово на вкус. — Гэллоуилл-коттедж?

— Да.

— Чудное, живописное местечко. Где-то в окрестностях Файфа…

— Неподалёку от Бернтайленда. Когда вы знали его, Гэвин служил в полиции… — Макайвер кивнул. — Он был вашим сторонником? — Фокс сделал паузу. — Больше, чем сторонником?

— Он никогда не был активистом движения.

— И тем не менее он поставлял вам оружие, не так ли? Возможно, он хранил его в доме, пока оно вам не понадобится. А ещё я думаю, он мог избавиться от него ради вас, если того требовала ситуация. — Например, после очередного ограбления банка: и в самом деле, кто заметит лишний револьвер, отправившийся в плавильную печь? Раз-два, и улики нет… — Гэвин спрятал у себя в гараже машину Вернала, мистер Макайвер. Зачем она ему понадобилась?

— Молодчина, — тихо проговорил Макайвер. — Мне всегда было интересно…

— Что?

— Нашёл ли кто-нибудь деньги.

— Деньги от вооружённых ограблений? Там было несколько тысяч, да?

— Так они говорят. Они не хотели, чтобы это было предано огласке.

— Что именно?

— Мы хорошо делали нашу работу Мы рассылали конверты со спорами сибирской язвы на самые верхи государства, превращали в руины правительственные учреждения, грабили банки и бронеавтомобили… — При воспоминаниях о боевом прошлом лицо Макайвера осветилось ностальгической улыбкой. — Мы представляли собой реальную политическую силу, и я был единственный, кого им удалось посадить под замок.