Иная. Песня Хаоса - Мария Токарева

— Так у него есть воля?

— Да, он почти разумен. И мы его часть. А вы… Вы неразумны, раз способны на такое. Все одинаковые, все такие похожие друг на друга. Может, из-за этого вам так хочется уничтожать похожих на себя?

Вен Аур будто затаил злобу на весь этот жестокий мир. Но он шел, направленный долгом именно перед людьми, жителями случайного города. Вечный странник мог бы выбрать любой край, любое пристанище, но все привело их именно к Дождьзову на службу. И если уж дали слово, если уж пообещали оба стоять до конца, то выбора не оставалось.

— Нет. Главный порок людей — это жадность. У вас не ведется войн, потому что вы ничем не владеете.

— Да, ты права. Или нет. Мы дорожим своей Судьбой, а не вещами.

— Вен… — вздохнула нервно Котя. — Правда ли, что завтра сражение? Правда ли, что…

— Да, — приглушенно отозвался Вен Аур. — Они нападут завтра. Это точно. На совете князь так и сказал. Для этого нас и послали. Но войска из Эрома отстают из-за недавних ливней. Мы должны продержаться, а они ударят с тыла. Должны, иначе все напрасно. Если выживем, то все закончится.

Котя вновь зарылась лицом в грудь Вен Аура, вновь осторожно припала губами к рубцу. Но не более того. Между ними не случилось страсти в ту бесконечно длинную ночь. Они остались полуодетые в кромешной темноте бани. Пахло сырым деревом, душистыми вениками и лесом. Они заснули в объятиях друг друга так же, как зимой, в то время, когда питались свободой. Они и не подозревали, что раньше познали величайшее счастье, не дорожили им, все ждали чего-то, искали кого-то. А теперь война, этот беспощадный писарь, грозила поставить финальную точку в их жизнях. Но все наутро, не теперь, не в этой пахнущей травами темноте. Здесь им виделись луга и цветы, слышалось пение птиц, сладкий шорох дождя. Сон длился на двоих. Котя впервые видела цветной, яркий, более настоящий, чем серая быль, которая предстала с первыми рассветными лучами.

Протрубили далекие рога наемников Аларгата. За время осады их сигнал к атаке выучили все. И этот заунывный низкий звук вмиг разорвал успокаивающее тепло тихой бани. Котя подскочила первой и принялась обратно одевать Вен Аура, судорожно кидая ему вещи.

— Это не для боя! — воскликнул он и унесся к кузнице, а вскоре предстал в кольчуге и шлеме. На поясе у него висел меч.

— Сбереги кафтан и кушак. Они для праздника! Для нашей свадьбы! — отрезал он с небывалой уверенностью и запечатлел последний поцелуй на губах Коти.

Больно, очень больно обжег, как отлетевшая искра из-под кузнечного молота. Котя осталась одна со свернутым кафтаном в руках. Вещи еще хранили его травянистый запах, но не оставалось времени, чтобы прижать их к лицу и заплакать от страшного расставания. Ничего не осталось, кроме мелькания лиц. Мимо нее строем пронеслись подмастерья кузнецов, покинувшие свои места у печей. Они сменили молоты на клинки. Но среди них уже не мелькнули золотые кудри любимого. Он унесся быстрее, чем облако Хаоса. То ли по указанию князя, то ли по своей воле. Иначе сломался бы, не сумел оставить, бросить один на один с взвивавшимся вокруг ужасом.

Котя метнулась к избе, ожидая приказаний от бабки Юрены или хоть кого-то. В сером помещении уже оказалось пусто. Слишком пусто и тихо для поднявшейся суматохи. Но кто-то неуверенно шевелился возле стола, силясь подняться, протягивая слабую руку. Кто-то слабо простонал:

— Ой, Котя… Котенька, что-то… что-то случилось со мной.

— Желя! — ахнула Котя, подбегая к подруге, с трудом почти волоком перенося ее на лавку, на их общее лоскутное одеяло.

Желя упала в отсутствие подруги, и не нашлось никого, кто сумел бы помочь ей. Котя корила себя, почти ненавидела за проведенную в бане ночь. Слабая юная женщина мучилась, вздрагивала всем телом. Ее лоб покрывал холодный пот, а бескровные губы едва уловимо шептали:

— Битва… Когда началась битва, что-то как оборвалось во мне, а теперь…

По ее рубахе расплывалось кровавое пятно, и Котя вмиг сообразила, что случилось. Тут же она испуганно кинулась на поиски старухи. Та сновала вперед-назад, помогая тащить на стену котлы, наверху в нескольких уже кипела смола. Но все это не имело значения.

— Бабка Юрена! Желе плохо! Очень плохо! — не своим голосом возопила Котя.

— Да что ж такое! Подождать не могла! — прорычала старуха, бросая все дела. — Прежде срока-то… Ой, беда…

— Помогите ей! Помогите! — причитала Котя, но сжимала кулаки, давя в себе подкатывающую панику. Она уже не знала, что страшит ее больше — битва или то, что происходит с Желей, ее милой доброй Желей.

— Иди! Нечего тебе здесь быть! Сама справлюсь! На стену иди! — рявкнула Юрена, с силой толкнув за плечо к двери.

Все мелькало перед глазами, непокорная суровая Котена никак не желала брать верх над перепуганной девочкой Котей. Она уже запуталась, где происходит настоящая битва: в избе или на стенах.

— Они пробились к детинцу! — донесся истошный вопль кого-то со стены.

И тогда белокаменный кремль окрасился в черный цвет опрокинутой с него смолы. Войска Молниесвета пошли на прорыв, ведь им тоже не оставили иного выбора.

Котена взбежала на стены, таща вместе с двумя вдовами новый чан, уже с кипятком. Потом она схватилась за увесистый камень, едва не надорвавшись. Кто-то помог ей, и вместе они сбросили булыжник со стены. Но в тот же миг над головой просвистела стрела. Котя ахнула и пригнулась. Ее обожгло внезапное осознание, как вокруг опасно, как близко бродит лютая смерть. Она выглянула из бойницы: то, что раньше называлось городом, обратилось в море пламени, копий и мечей. Целый лес клинков в считанные минуты вырос на каждой улице. Огонь пожирал деревянные избы, а по обугленному почерневшему дереву неслись толпы вооруженных людей. Или не людей? Наступали красные чудовища Аларгата, а в другой стороне копошилась серая свора вражьей рати.

— За Молниесвета! — кричали одни знаменосцы.

— За Дождьзова! — доносились возгласы других.

И стяг с русалкой на фоне дождевых капель поплыл вперед. Дружина шла в наступление, но вскоре конные и пешие смешались. А на детинец сыпались огненные шары вперемешку с острыми жалами подожженных стрел.

«Там же Желя!» — ужаснулась Котя и кинулась тушить первый из горящих снарядов. Она не помнила, как спрыгнула со стены. То ли по лестнице, то ли прямо так, сразу на землю. Лишь бы побыстрее погасить, закидать землей. Лишь бы огонь не добрался до серой длинной избы. Вен Аур сражался за Котю, защищая детинец на передовой, Котя же внутри крепости теперь сражалась за Желю.

Она потушила еще один огненный шар, разметав и затоптав сено, подпалила подол сарафана и рукав. Ткань мешала! Лучше бы оделась мужчиной, да не успела. Тем временем на защитников детинца обрушился черный рой. Котя не сразу вспомнила название этой напасти. Небо застлали стальные наконечники с древком и оперением. Их слаженный гул болезненно напомнил стрекот крыльев Генерала Моля. Хотя бы он не появлялся в такой момент, хотя бы он не мешал.