Иная. Песня Хаоса - Мария Токарева

Котя покраснела, не представляя, что творилось с ее телом в момент связи сознаний. Но тут же ею овладел предельный ужас.

Вен Аур! Вен!

Она отстранилась от всех и босая вылетела за порог избы. Рассвет уже переливался зелено-розовыми лучами, но ярче него сквозь бойницы сияло пожарище. Враги помогли городу, когда нарыли вокруг стены насыпей, теперь именно они защищали от огня. Отряд добровольцев выполнил цель. Но кто из них еще оставался живым? Зачем только Вен придумал себе такой долг! Или считал, что так избавит Котю от мучений? Ее сердце разрывалось от тревоги: она не слышала песню! Та прервалась и, как говорил Генерал Моль, настала звенящая ледяная тишина. Полное ничто.

Тишина! Как страшно вслушиваться в тишину посреди сотни звуков. Котя стояла посреди двора, как блаженная, бесцельно впиваясь взглядом в огонь, объявший вражеский лагерь. Где-то оборвалась песня… Где-то… Нет! Она вновь появилась!

«Вен! Ты вернулся!» — ликовала Котя. Ее любимый, ее смелый Вен Аур вновь вернулся в человеческое обличие. Хаос не поглотил его образ, не обратил в колышущийся отпечаток ночи.

Руки Коти повисли плетьми от усталости, но сердце наполнялось радостью. Ведь он победил! Выиграл свое сражение, которое остальным оказалось не под силу. Он остался жив, песня сохранилась, их вечная связь душ, их неизменная свобода воли. Свобода в предназначенности друг другу. Она давала смысл жизни, позволяя бороться дальше. Но ноги подкосились, а небо устремилось навстречу, словно в тот миг Барьер упал на землю. Коте показалось, что она всего лишь моргнула. Где-то далеко, за пределами ее сознания, она оцарапала руку о поленницу и подвернула лодыжку при падении. Или не она, или кто-то другой. После путешествия между сознаниями она уже не ведала, чье это тело, кому оно принадлежит. Всего лишь моргнула — не более, всего лишь на мгновение прикрыла отяжелевшие веки…

— Голубушка! Очнись! Очнись! Милая!

Кто-то теребил за плечи, поднося глиняную плошку к губам. Из нее же брызгали на лицо холодной водицей. Котя с трудом приоткрыла глаза. Яркий всполох неба, путешествие на стену, кружение образов и обостренных ощущений, превращение в облако Хаоса, парение вне всего и над всем — все это растворилось и ушло. Снова предметы означали лишь то, что могли означать: молчал криворогий ухват у печи; застыли старой древесиной четырехлапый стол и две длинные скамьи под ним; печально ютились в дальнем углу заброшенные прялки. Ветер из окна колыхал занавесь на лежанке.

— Голубушка, это ты от голода? Котенька! Не отдавай мне больше свою еду, пожалуйста. Я и так выдюжу!

Кто-то ронял слезы на щеки, они текли к вискам, заползали за уши, тревожа горящую голову прохладой. Кто-то… Да кто же еще шептал с такой нежностью и трепетом? Пригожее, но изможденное лицо Жели показалось из полумрака сумрачной избы. Она стояла по левую руку, склоняясь над скамьей. Котя же ощущала во всем теле слабость, но одновременно странную уверенность.

— Не от голода, — тихо проговорила Котя: — Мой кузнец вчера отправился с отрядом, чтобы устроить тот пожар.

— Но ведь… Из них никто не вернулся… — тихо проговорила Желя.

Котя приподнялась на локтях и нахмурилась:

— Не говори того, что не знаешь! Он вернулся! Вернулся!

Острое желание найти Вен Аура пронзило сердце, придало силы. Котя вскочила с лавки, наспех натянула сарафан и лапти, оставляя Желю в недоумении. Только бы узреть воочию, что любимый вернулся, только бы обнять его, прикоснуться именно к нему, привычному, теплому, а не сумрачному облаку Хаоса, не этой первородной неразборчивой массе. Она хотела остаться рядом до самого конца, слышать песню, но рядом с человеком. Он же не лгал, что в двадцатую весну выбрал этот облик. Лишь бы не солгал!

Котя выбежала из избы и кинулась к кузницам. Уже вечерело. Тени удлинились, из-за стен доносился удушающий запах дыма и паленого мяса. Лагерь противников не ожидал дерзкого нападения. Но выжил ли хоть кто-то из защитников города? Котя кинулась к знакомой двери кузницы, на нее пахнуло жаром, отчего перехватило дыхание. Она до боли вцепилась побелевшими пальцами в массивный дверной косяк, спросила:

— Где подмастерье?

Старый кузнец поднял глаза, тяжелый взгляд из-под кустистых бровей поверг в смятение. Он ответил:

— Ушли оба давеча. А завтра бой, так и мне придется выйти с мечом. Ты тоже готовься, девица. Они пробьются к детинцу, слово даю, пробьются. Войска из Эрома не успеют подойти к началу сражения.

«Какие еще войска из Эрома?» — подумала Котя, но вспомнила о княгине из дальней страны. Выходит, кто-то спешил им на помощь. Еще оставался шанс победить, и каждый из защитников города не собирался дешево продавать свою жизнь. Но неужели пришлый чужак отдал ее за всех этих малознакомых людей?

Котя выпорхнула из кузницы, вдыхая свежий воздух, но давилась им, сгибаясь пополам. Она сиротливо обнимала себя руками. Да, все несчастные сироты в жестоком мире, переполненные его одиночеством и неизвестностью.

«Вен! Вен Аур! Ве-е-ен!» — мысленно закричала Котя, мечась по княжьему двору и всему детинцу. Она оббежала все доступные ей места. Песня звучала где-то совсем рядом: живой! Живой! Но что если он растворился в воздухе, обратился всем и ничем? Котя слепо тыкалась в стены, перебирая дрожащими пальцами по бревнам срубов.

Прядильня осталась позади, а дальше находились только княжьи хоромы. Котя бродила вокруг гульбищ и украдкой заглядывала в окна. Из повалуши и горницы через открытые окна доносились приглушенные голоса. Возможно, там заседал на военном совете сам Дождьзов с боярами. Но отчего же песня Вен Аура исходила откуда-то сверху? Наверное, он стоял на крыше. Только… зачем?

Котя остановилась в полнейшей растерянности. Она совсем запыхалась и вскоре отошла к колодцу, чтобы испить студеной водицы. Ведро поднималось со дна неохотно, руки дрожали. Черпак холодной влаги приятно успокоил горящие растрескавшиеся губы. Но общее смятение не уходило. Котя вновь вернулась к терему, и в тот миг зов усилился, затопил сердце долгожданной теплотой. Глаза все еще не находили Вен Аура. Подтачивала силы мысль о том, что он растворился в воздухе, витал рядом бесплотной тенью. Но в больший ужас повергло непонимание: он появился, да, вышел навстречу. Другой вопрос, откуда…

Вен Аур спускался с высокого крыльца расписного княжьего терема. Деревянные ступени скрипели под дорогими сапогами. На нем красовался новый синевато-зеленый кафтан, стянутый алым кушаком с кистями. На втором поясе из добротной кожи висел в новых ножнах длинный двуручный меч, придавая походке Вена нечто новое, по-своему величественное.

— Ты… Ты жив! — только выдохнула Котя, и вновь горло перехватила невидимая рука.

— Жив, — кивнул кратко возлюбленный.

— Где же ты был?

— У князя в тереме, — ответил он отрывисто, словно себе не веря.

— У… у князя? Князя?

Ноги Коти невольно подкосились от изумления, она стерла пот с лица, отчего неизменный венчик съехал набок. В это время Вен Аур поднял глаза, губы его дрогнули, неуверенно, как у провинившегося мальчика.