Непорочная пустота. Соскальзывая в небытие - Брайан Ходж

на день не состарилась. Выглядишь лучше, чем прежде. Как будто и времени нисколько не прошло, как будто мы и не расставались».

Надо отдать нам должное: мы с Лорелеей даже не пытались играть в эту игру.

Вместо этого она почти сразу же пробежалась пальцами по моему шраму, запятой выгибающемуся от уголка глаза к скуле там, куда несколько месяцев назад пришелся тяжелый удар локтем. Она посмотрела на этот шрам так, словно размышляла, не сможет ли сковырнуть его с моего лица, точно латексную обманку из магазинчика розыгрышей, а потом сказала:

— Если бы мне предложили угадать, кто из моих знакомых увлечется боями без правил, тебя не было бы даже в первой тысяче.

— Я занимался борьбой всю старшую школу, и ты ходила на мои матчи в колледже. Это что, не считается?

— Я всегда думала, что к этому тебя принуждал отец. — Ее пальцы отыскали другой шрам — поменьше, постарше, не такой заметный, тянущийся от моей нижней губы. У Лорелеи был глаз на детали, и она не стеснялась их разглядывать. — И ты делаешь это не ради денег? Просто для развлечения?

— Больно, только когда проигрываешь.

— Ясно. И часто тебе бывает больно?

— Примерно в половине случаев.

«А вот ты, Лорелея. Непохоже, чтобы тебя кто-нибудь бил. Так какое у тебя оправдание? Я знаю, что, когда мы встречались, ты была еще достаточно юна, чтобы сохранить детскую пухлость, а ее теряют все, и в большинстве случаев это совсем не плохо. Мне нравится, когда женщина перестает выглядеть как девочка и становится настоящей собой. Но ты. Ты похожа на пластиковые пакеты, из которых детишки высасывают воздух через трубочку. Ты выглядишь так, словно что-то внутри затягивает тебя в себя».

Я мог бы спросить ее об этом, все дни перед встречей я желал ее об этом спросить, а она казалась достаточно открытой, чтобы этот вопрос ее не смутил. Но я его не задал. Потому что теперь, когда я был здесь, это уже не казалось таким важным.

Первые два проведенных вместе дня мы просто гуляли, и хотя это казалось бесцельным блужданием, оно таким не было, потому что все это время мы кружили друг вокруг друга — не в плохом смысле, а просто пытаясь понять, подходим ли мы теперь друг другу вообще. Для меня, приехавшего из Сан-Диего, это был самый холодный день в жизни: на бетонных берегах озера Эри царил ноябрь, и дующий с воды ветер приносил с собой холод, врубавшийся в тело, как тесак. Лорелея этого, похоже, не замечала.

Она зациклилась на одном и постоянно спрашивала меня о боях.

— Ты ведь должен признать, что большинство ландшафтных дизайнеров таким в свободное время не занимаются, — сказала она. — Что ты в этом нашел?

— Иногда, если не хочешь сойти с ума, тебе просто необходимо что-нибудь измолотить. Это может быть и боксерская груша. Или добровольный соперник. А еще дело в ясности. Мне нравится ясность этого процесса. Все остальное просто исчезает. Это…

— Очищает? — спросила она.

Быть может, когда-то это и очищало. Но теперь бои были для меня лишь удобным способом отвлечься.

Я уже больше года пребывал в бессрочном отпуске и не растратил даже двадцати процентов страховой выплаты. В архитектурной фирме, где я работал, обещали, что мое место никуда не денется к тому времени, когда я буду готов вернуться, вот только я не хотел возвращаться. Я хотел этого хотеть. Но не мог, потому что знал, что работы мне будет недостаточно. Недостаточно, чтобы отвлечься, и тем более недостаточно, чтобы я захотел дожить до следующего дня. Но мне повезло. У меня было и другое занятие, были пот, и кровь, и стратегии, и даже если бы меня уволили — ничего страшного. В тех кругах, где я вращался, знали, как с этим справляться.

— Это заметно, — сказала Лорелея.

— В смысле?

— Ну, знаешь, у некоторых парней бывает такая аура, которая подсказывает, что с ними лучше не связываться, потому что это станет худшей ошибкой в твоей жизни? Так вот… теперь ты — один из этих парней.

Я покачал головой.

— Даже лучшим бойцам, чем я, частенько бросают вызов. Всегда найдется кто-то, кто захочет проверить, сможет ли он с тобой справиться.

— Не стоит себя недооценивать, Лиам. — Она огляделась вокруг с удивительно безмятежным видом и погладила свой «Никон»: — У меня на шее камера за пять тысяч долларов, и я нисколько не беспокоюсь.

Я не разделял ее уверенности. Это была опасная зона, из тех, куда я благоразумно не захожу, если у меня нет на то очень веской причины, потому что всем, кого я там встречаю, благоразумия явно не хватает. Наркоторговцы и шлюхи, наркоманы и алкаши — здесь действовала своя экономика, колеса которой вращали люди, чьей судьбой, похоже, было либо возить все свои пожитки в магазинной тележке, либо умереть, валяясь в канаве лицом вниз или ногами вверх.

Лорелея тогдашняя, Лорелея сегодняшняя… я не мог их совместить. Она в университетском женском клубе состояла, черт возьми!

Под конец второго дня дорога, на которую она нас завела, оборвалась посреди огромной стоянки, асфальт которой разламывался на части, сдаваясь перед упорством сорняков. Мы смотрели на то, что когда-то было или должно было стать стадионом. Либо его еще не снесли, либо заморозили стройку. Так или иначе, удача его иссякла несколько лет назад и так и не вернулась.

— Он не напоминает тебе о римском Колизее? — спросила Лорелея.

Я покачал головой.

— Нет.

— Мне тоже. Ему чего-то не хватает. Ему не хватает… всего.

Она была права. У стадиона не было сердца, не было души. Я однажды посетил Колизей и ощущал скопившийся груз истории в каждом его уголке. А это место? Оно было абсолютно пустым.

— Загляни сюда через пару тысяч лет, и, может быть…

Она искоса бросила на меня взгляд.

— Ты правда думаешь, что через пару тысяч лет тут что-нибудь останется, кроме тараканов и диких собак?

Я хотел, чтобы что-нибудь осталось. Если ты больше не веришь в эту бесконечность, что это говорит о тебе и к чему приведет? Дата аннуляции будет придвигаться все ближе и ближе, пока ты не станешь настолько близоруким, что не сможешь разглядеть даже достойной причины дожить до завтра.

Но тогда я еще не знал. И все прочие были в точно таком же положении, что и мы.

Лорелея указала на стадион:

— Видишь что-нибудь?

Ничего необычного я не видел. Стадион высился на берегу озера, словно разгромленный замок, источая ауру немощи и запущенности. Снизу