Непорочная пустота. Соскальзывая в небытие - Брайан Ходж

лишь продлеваем страдания. Для меня определяющим всегда было качество жизни. В какой-то момент я об этом забыл. — Пока они смотрели в окно, где-то вдалеке вновь завыла сирена. — О каком качестве жизни тут может идти речь?

— Мэтт, мой муж, предлагает скататься на пятнадцатое шоссе, закрасить указатель «Добро пожаловать в Таннер-Фоллс» и написать сверху «Камера смертников», — сказала Бетани. — Но это, конечно, сочтут за перемену.

— Не позволят, — недовольно цокнул Ричард. — Разве большинство пациентов на смертном одре не хотят сами выбирать, когда умрут? Мне кажется, хотят.

— Это последнее, что они могут выбирать. По крайней мере, так должно быть.

— Вот именно. Пора мне поговорить с мэром.

Бетани буквально ощутила груз ответственности, давящий сверху, из палаты Дональда Бисли на третьем этаже. Было бы здорово наконец скинуть его с себя.

— Неужели ты ведешь к тому, о чем я думаю? — спросила она.

— Посмотрим.

Ну, вот и все. После секундного замешательства она с удивлением осознала, что смирилась. Затем вспомнила медсестру Джанет, выполняющую роль сиделки у человека, которого люто ненавидит весь город. «Я бы начала с его глаз…»

— Мало предложить людям выбор, — Бетани и сама удивилась своим словам. Но ведь действительно — все. — Дайте им катарсис.

* * *

В день внеочередного голосования Бетани снова дежурила у кровати Дональда Бисли, слушая писк монитора сердца, подтверждающий, что показатели в норме, и наблюдая, как поднимается и опускается грудная клетка старика. Приборы гудели и пыхтели. Лицо и руки Бисли были испещрены морщинами и трубками.

Бисли не спал и даже был в себе. Он старательно избегал ее взгляда, предпочитая пялиться в стену напротив, но через час такого игнорирования Бетани придвинула кресло вплотную, оперлась на поручни кровати и оказалась так близко, что кислый запах его тела ударил в нос. Игнорировать ее больше не получалось.

— Я понимаю, — заговорила Бетани. — Правда, понимаю. Вы были сильно напуганы. Вы бы не сознались в этом даже друг другу и себе, но дело было именно в этом. В страхе. Взрослые мужчины боялись, как маленькие мальчики боятся хулигана, который отберет у них игрушечный грузовик. — Чем больше она говорила, тем дальше он отворачивал голову к окну с видом на город, который его ненавидел. — Нет, я правда понимаю. Тогда казалось, что мир неотвратимо меняется и вам в нем больше нет места. Молодые люди вроде моего мужа отращивали волосы и сочиняли музыку, которая была вам чужда. Девушки вроде меня принимали противозачаточные и впервые осознавали, что мир не ограничивается кухней и детской кроваткой. Появились наркотики, о которых ваше поколение приверженцев водки и пива даже не мечтало, — Бетани прорвало, остановиться она уже не могла. — А еще черные, которых больше не получалось держать в бесправном положении, так? Сколько бы их лидеров ни перестреляли ваши фанатики, сколько бы ни спускали на них собак и ни поливали их из брандспойтов, они продолжали приходить на ваши земли, и это пугало вас больше всего.

Бисли задрожал под простыней, и Бетани понадеялась, что это от бессильной злобы.

— Вы, диванные патриоты, у вас была война, против которой выступала вся страна, и в глубине души вы наверняка понимали, что те, кто ее затеял, лгали вам, когда это было им удобно, но вы были слишком закостенелы, чтобы это признать. — Бетани хотела добиться от него слез, но, видимо, старость и вправду иссушила его тело. — Вы безнадежно отстали от мира. Тру́сы! Власть ускользала из ваших рук. Может, вы боялись, что если ничего не предпримете, то рано или поздно появится кто-то вроде Чарльза Мэнсона[12]? Я понимаю. И раз вы не могли остановить весь мир, вы решили забиться сюда, в свой идеальный уголок. Не могу вас за это винить, ведь вы тру́сы, а они именно так и поступают. Забиваться в угол — в их природе.

Простыня заходила чаще — поверхностное дыхание Бисли участилось, а монитор сердца показал ускорение сердцебиения.

— Но как от этого вы пришли к тому, чтобы пожертвовать чужими жизнями ради короткого продления своих иллюзий? Это куда хуже обычной алчности. Кучка про́клятых социопатов — вот кто вы такие.

Если бы у Бисли сейчас случился обширный инфаркт, это было бы даже милосердно. Но не случился. И хорошо.

— Это так вы любили город, что заключили сделку с тем, чему не место на земле? Лишь бы оставить все как есть, пока не умрет последний из вашей жалкой группки, а что потом будет с нами — неважно, ведь мы всего лишь… кем вы нас считали, разменной монетой?

Бисли с трудом повернулся к ней и медленно прошелестел:

— Коза. Черная Коза… мы не думали, что она откликнется.

Может, Мэтт и прав и вся эта дикая ситуация началась с дурацкой шутки. Жалкие, так и не повзрослевшие мужчины продолжали развлекаться со шлюхами и притворяться крутыми парнями, отчаянно цепляясь за прошлое, надеясь продлить его еще немного. Хотя бы еще чуть-чуть.

— Вы кое о чем не подумали, — не стоило этого говорить, но Бетани хотелось, чтобы он испытывал такой же страх, как и остальные жители города. — С тех пор как люди поняли, что происходит, они не трогали вас по одной-единственной причине: не знали, что случится с ними в случае вашей смерти. Но всему приходит конец. Так что ты так просто не отделаешься. Знаешь, что сейчас происходит? Весь город голосует за то, что с тобой сделать. Возможно, люди захотят пожертвовать последними днями, неделями или сколько там у нас — у тебя — осталось, лишь бы напоследок выместить на тебе зло.

И вот, наконец-то. Страх в его глазах! То, чего всем так не хватало.

— Я проголосовала перед работой, — сказала Бетани. — Я отдала свой голос «за».

* * *

К удивлению немногих, инициатива внеочередного голосования была принята: 3658 голосов «за», 2077 «против» и 5100 или около того тех, кому было все едино.

«Судный день» — вот как окрестили это событие в народе, и пасторы возмущались, впрочем, успеха имели столько же, сколько какие-нибудь юродивые. Город требовал крови и требовал ее сейчас. На божественное вмешательство рассчитывать не приходилось, так что всем хотелось урвать то последнее, что им еще осталось.

Все произошло на городской площади. Тысячи людей наводнили улицы, и еще тысячи остались дома. На лужайке перед зданием суда установили платформу, с которой выступали в День ветеранов, День поминовения и по иным поводам.

Мэр присутствовал как представитель администрации, полиция следила за порядком, и, когда Дональда Бисли привезли на скорой, толпа расступилась, словно вода, пропуская