Дочь для волка - Ханна Уиттен

Так и держа голову под этим противоестественным углом, он принялся покачивать ею взад-вперед, нараспев бормоча под нос:

– Они ждут и плетут, новые и старые кошмары воедино сплетают они, изменяют тени и позволяют теням изменить их…

Эммон вопросительно посмотрел на нее. Если бы Рэд только заикнулась об этом, он бы тотчас увел ее отсюда.

Рэд прикусила губу. Она снова ощутила кислую отрыжку вины.

«Ты начинаешь снова и снова, но никогда не доводишь дело до конца».

Она резко кивнула Эммону. Взгляд его вспыхнул. Волк почти бесшумно двинулся вперед.

Пение Бормейна перешло в бессмысленный гул. Он закрыл глаза, вяло качая головой, словно бы полностью потеряв интерес к происходящему. Рэд глубоко вдохнула вонючий воздух и потянула всю силу, клубившуюся в ее груди.

Сила метнулась вперед, затопила ее пальцы и пальцы Эммона, сжимавшие их. Рэд видела, как сосуды на руках налились зеленью, ощутила во рту привкус земли. Двинулась вперед вместе с Эммоном – осторожно, стараясь производить как можно меньше шума. Эммон был весь как туго взведенная пружина.

Бормейн перестал гудеть, но глаз не открыл.

– Твоя завязанная многими узлами нить смерти изнашивается, Волчонок, – ясным и звучным голосом произнес он. – Теперь им помогают. Они идут домой, Солмир и все остальные.

Эммон уже начал протягивать к Бормейну руку, но это имя заставило их обоих замереть на месте. Бормейн рассмеялся отвратительным, лающим смехом.

– Всегда все заканчивается по-разному, но при этом одинаково плохо, да, Волчонок? Уж ты-то на это насмотрелся…

Эммон положил руку на единственное место на его теле, еще не пропитанное тенями, – рот – и тем заставил его замолчать. Бормейн забился под его ладонью. На шее Эммона выступили жилы.

– Сделай это, – выдавил он сквозь зубы. – Рэд, если ты собираешься это сделать, сделай это сейчас.

Рэд стиснула зубы и позволила магии леса вырваться из себя, захлестнуть Эммона.

Как и раньше, когда они объединили усилия, чтобы исцелить страж-древо, своим внутренним взором она видела то, чего не увидишь обычным зрением. По сравнению с Эммоном – взрыв золотого свечения в виде буйно растущих, цветущих, оплетающих все его тело корней – ее собственная сила выглядела тусклой тонкой нитью, обвивающей ее кости и выходящей наружу.

Увидев, насколько глубоко Диколесье укоренилось в Волке, Рэд едва не остановилась. Она вспомнила, как сильно меняет Эммона магия леса, проходя сквозь него, – только что не разрывает на куски, – и чуть не оборвала тянущуюся к нему тонкую нить своей силы. Рэд окатил страх. Страх, что она потеряет Эммона и что это будет ее вина – ведь это она заставила его сделать это, она наполнила своей силой корни, ветвящиеся у него под кожей. Задыхаясь, девушка открыла глаза, и увидела, что Эммон смотрит на нее, а отравленное, искаженное тенями до неузнаваемости тело Бормейна бьется в судорогах на кровати, прижатое покрытой зелеными венами рукой Эммона.

– Не останавливайся, – кратко, сосредоточенно произнес Волк. Он был, пожалуй, удивлен… и впервые в его голосе звучало нечто вроде страсти. Белки его глаз были полностью изумрудного цвета. – Рэд, со мной все будет хорошо, не останавливайся.

Рэд сделала глубокий вдох. Запах Эммона – опавшие листья, кофе и старая бумага – на миг перебили царившую в подвале вонь. Рэд закрыла глаза, вцепилась в его руку, как утопающий хватается за брошенную ему веревку, и позволила силе, исходящей из ее груди, продолжать изливаться на Эммона.

Перед ее внутренним взором Бормейн выглядел как пустота. Полное отсутствие чего-либо, дыра, по форме грубо соответствующая человеку, во всем этом золотом сиянии, окружавшем ее. Поначалу казалось, что эта дыра просто пожирает энергию, которую Эммон направил на нее, глотает жадно и ненасытно. Но Эммон клал каждый золотой стежок ловко и продуманно, словно зашивал что-то. Он штопал человека, как носок. И в конце концов золотое свечение начало преобладать над тенью, поглощая ее, подавляя. Рэд чувствовала, что Эммон покачивается. Слышала, как болезненно хрипит Бормейн. Свет медленно вытеснял тьму.

Эммон наконец отпустил ее руку. Рэд открыла глаза.

Кожа мужчины, лежавшего на кровати, выглядела восковой и мертвенно-бледной. Но разбухшие от тьмы сосуды больше не пронизывали ее. Ногти на его руках были короткими, светлыми и ничем не напоминали когти. Скулы, которые, казалось, принадлежали какому-то хищному зверю, снова имели вполне человеческую форму и вид. Грудь его поднималась и опускалась, он дышал неглубоко, но ровно.

Эммон ссутулился над кроватью. Рукав его задрался, и была хороша заметна кора, покрывавшая запястье. Из-за использования магии он опять стал выше. Вены его сияли зеленью на запястьях и шее, зелень наполняла синяки под глазами – и среди этой зелени короткими толчками пульсировала тьма.

– Эммон? – Рэд встревожилась, и голос ее прозвучал резко.

Он отрицательно покачал головой, скрипнул зубами. Медленно, очень медленно тьма исчезла из его жил. Они стали зелеными, затем голубыми. Изменения, оставленные магией леса, и тени по капле, как кровь из раны, покидали тело Волка. Он вздрогнул, оскалился.

Боль можно только переместить. Эммон взял теневую гниль, позволил ей войти в себя и утопил ее в магии Диколесья.

У Рэд от изнеможения подогнулись ноги, облегчение свалилось на нее как удар в висок. Девушка пошатнулась, и Эммон обнял ее. Вены его теперь были того цвета, которого должны быть, хотя белки глаз все еще оставались зеленоватыми.

– Со мной все в порядке, – прошептал он ей в волосы. – Я в порядке.

Слезы текли по щекам Вальдрека.

– Вы сделали это, – благоговейно прошептал он. – Клянусь Королями и всеми тенями, вы сделали это.

Но Рэд не слышала его, потому что рухнула без чувств.

Она очнулась, ощутила запах библиотеки. Щека ее прижималась к какой-то грубой ткани. Рэд вздрогнула, дернулась в руках Эммона и ударила его макушкой в подбородок.

– Короли! – пробормотал Волк.

Одной рукой он чуть отодвинул Рэд от себя, второй потер челюсть. Почти все изменения, проделанные магией с его телом, исчезли (кроме лишнего дюйма роста, что Волк заработал в ту ночь, когда Диколесье вломилось в замок и обрушило коридор). Лишь сосуды в его глазах все еще оставались светло-зелеными.

– Извини.

Она почувствовала, что краснеет. Выпрямилась, щурясь от солнечного света и тумана, все еще бродившего в ее голове.

Они стояли посреди главной улицы Края. Низкое небо над их головами уже начинало темнеть.

– Где Вальдрек?

– Все еще у Ашейлы, с Бормейном. Они подумали, что не стоит перемещать его, пока он не проснется.