Подвал. В плену - Николь Нойбауэр

– И о чем это может говорить?

– Я сначала должен провести токсикологическую экспертизу. Но я бы предположил, что была интоксикация, возможно, стоит поискать опиат или опиоид. Как говорится, осмотр еще не закончен, поэтому не цитируйте меня.

«По крайней мере, такой смерти можно позавидовать», – подумала Элли, открывая дверь на склад. По словам начальника службы по уходу, здесь хранились вещи умерших, которые никто не забирал. За ними несколько недель тщательно присматривали, а потом выбрасывали.

Она включила свет и поморщила нос. Запах нестираной одежды забивал все остальные. Энергосберегающая лампа протянула вниз свое мертвенное щупальце, от которого исходил пыльный конус света. В случае с Паульссеном поначалу хотели все сразу же выбросить, потому что родственников у него не осталось. Но потом от этой идеи отказались, ведь в последние недели к нему приходили посетители.

Картонная коробка. Снова картонная коробка в подвале. Появлялось все больше вещей из подвала, тех, которые люди тащили за собой через всю свою жизнь. А началось все с пустой квартиры.

«Чем просторнее квартира, тем полнее подвал», – подумала Элли и сняла крышку.

Она запустила руку внутрь и наткнулась на что-то мягкое. Масляная краска. Они положили его палитру сверху на вещи. «Мелко порубить яблоки, смешать с сахаром, корицей и ромом и выложить на тесто» – Элли не могла не думать о яблочных пирогах, все глубже погружаясь в наследие Паульссена. Под пленкой она нащупала что-то продолговатое, холодное и вытащила это. Деревянная шкатулка с инкрустацией, какие делают в Азии. Какое отношение он имел к Азии? Они даже не удосужились узнать о Паульссене побольше. Откуда он родом, кем были его родители, имелись ли у него друзья? К черту это. Она открыла шкатулку, и на нее, разворачиваясь, вывалились бумаги, ломкие от времени. Они долго ждали, пока их освободят. Элли разгладила верхний листок и включила мобильник, чтобы в его призрачном свете хоть что-то прочесть.

Дорогая Рози!

Странно. Это было письмо Паульссена к Розе Беннингхофф. Может, он его так и не отправил? Элли читала дальше:

Мне очень жаль, если я тебя отпугнул. Ты такая умная девочка, можно сказать, молодая женщина, намного умнее своих сверстниц.

Ты заслужила то, что у нас появилось нечто большое и общее. Наша тайна.

Она не стала читать дальше, сунула письмо обратно в шкатулку и положила ее в пакет для улик. Элли бросила все вещи Паульссена вместе с палитрой обратно в коробку, схватила ее и помчалась наверх.

Коробка отправится в криминалистическую лабораторию, и ей больше не придется на нее смотреть.

Она надеялась, что скоро Паульссен вообще забудется. Скотина такая.

– Ты не хочешь, чтобы твой отец попал под подозрение, правда? – Вехтер встал и принялся расхаживать взад-вперед по комнате. Это помогало ему думать. Беспокойство Ханнеса заразило и его самого. – Ты не хочешь выдавать отца. Потому что тогда ты останешься один на свете. Твой отец – солнце, вокруг которого ты вращаешься. Так ведь?

Он сам подсказывал Оливеру ответы, он ничего не узнал, не продвинулся вперед ни на шаг. Но Вехтеру нравилось наблюдать, как меняется лицо Оливера от этих словесных ударов. Каждое предложение било в цель. В Оливере не осталось ничего детского. Перед ним сидел парень, который его обманывал, вот уже несколько дней пытался жалостью к себе обвести комиссара вокруг пальца. Почему Вехтер все время сочувствовал ему? Бедный маленький ребенок в подвале? Они потеряли из-за этого драгоценное время.

Вехтер снова сел.

– И все же ты это сделал. Ты выдал своего отца. Тебе понадобилось рассказать кому-нибудь, что твой отец был на месте преступления. Ты знаешь, какие выводы я из этого сделаю?

Оливер беспомощно смотрел на свои руки, словно они принадлежали кому-то другому, и качал головой.

– Два вывода, – произнес Вехтер. – Либо ты хочешь обвинить отца, чтобы выгородить себя. Либо ты в себе очень, очень уверен.

– Нет. – Оливер поднял голову, и на какой-то момент его взгляд словно устремился на облака, которые разошлись на небе. – Больше совсем не уверен.

– Вы понимаете, что сейчас обвиняете сына в тяжком преступлении? – спросил Ханнес.

Баптист стоял возле окна, сложив руки за спиной. Жест силы. Так обычно стоят перед собственным окном.

– Он не может отвечать за то, что делает.

– Значит, вы согласны, что это сделал он?

– Нет.

– Хватит его защищать. Если он предстанет перед судом, то понесет наказание, назначаемое несовершеннолетним преступникам. Но если вы будете продолжать это безумие и докажете, что он невменяемый, то его ждет психиатрическая клиника. И оттуда он скоро не выйдет. Тогда этому не будет конца, вы понимаете? Конца не будет.

Он был готов вот-вот получить ответ. Они все еще ходили по кругу, но сегодня он должен получить ответ. Не важно, какой именно.

– Или вы жертвуете сыном? Чтобы самому выйти сухим из воды?

Баптист не обернулся, казалось, что Ханнес просто бросал камни в стену. Постепенно Ханнес начинал понимать Хранителя Молчания. Его метод позволял потратить намного меньше энергии, чтобы заставить другого заговорить.

– Это не так. Некоторые факты подтвердились, – сказал Вехтер. – Мы, между прочим, уже уверены, что твой отец был на месте преступления. Его следы и твои высказывания, а также лопнувшее алиби – этого хватит судье. А теперь я знаю, что ты в себе уверен и слышал его голос, когда был на месте преступления.

Лицо Оливера вновь стало бесстрастным и взрослым.

– Вопрос только в том, зачем он туда явился, – продолжал Вехтер. – Твой отец убил Розу Беннингхофф?

– Нет, – ответил Оливер и снова с удивлением посмотрел на свои руки. – Это сделал я.

Ханнес все еще вертелся возле Баптиста в нескончаемом танце: одинаковые вопросы, одинаковые ответы, одинаковые отговорки. Они слились воедино. Еще несколько попыток – и он прекратит допрос. Он больше не выдержит, не сегодня. Наверное, им придется его отпустить.

Он все испортил.

– Значит, вы продолжаете утверждать, что ваш сын болен психически?

– Это установят эксперты.

Ханнес насторожился:

– Эксперты… на процессе? На процессе против вашего сына? Значит, вы согласны, что Оливер убил Розу Беннингхофф?

– Нет, я с этим не согласен.

Баптист обернулся. К удивлению Ханнеса, он улыбался:

– Ее убил я.

– Ах, брось! Теперь у тебя есть ордер на арест, – сказала Элли, снова массируя Ханнесу шею.

Ей уже было немного жаль его: как у него вытянулось лицо, когда он услышал о двойном признании! Его плечи были совсем перекошены. Собственно, следовало бы их вправить, но она боялась, что Ханнес ей за это вмажет.