Подвал. В плену - Николь Нойбауэр

– Ты говорил…

– Ох, не имею ни малейшего понятия. Откуда мне знать, что я говорил?

Вехтер постучал по столу:

– Между прочим, я знаю. Обычно человек помнит, что он говорил.

– Обычно! Но я ведь ненормальный. Выпишите ордер на мой арест, тогда вы сегодня пораньше уйдете домой.

– Нет, я так не поступлю. – Комиссар скрестил руки на груди и откинулся на спинку стула. – Ты ведь можешь помочь мне распутать это дело, Оливер. Все от тебя чего-то хотят. Все вертится вокруг тебя. Потому что ты – ключ к разгадке, ведь так? И ты не сможешь никуда скрыться. Пока я не выясню, почему ты стал ключом.

Оливер взглянул на комиссара, прежде чем произнести:

– Мечтайте дальше.

Господин Паульссен умер. Это было, в общем-то, важно, но Ханнес сунул эту информацию в дальний ящик своего сознания. Одна задача за один раз. И только потом приступать к другой. Если представить, что все его сознание состоит из аптекарских шкафов с аккуратно подписанными ящичками, то сейчас в нем творился натуральный хаос: из двух ящичков торчали вещи, другие были вообще выдраны прочь, а их содержимое разбросано. Все предметы не на своих местах. Когда Ханнес подумал об этом, то голова представилась ему письменным столом Вехтера. Как ни странно, помогла кола. И внешний порядок. Он отодвигал на самый край стола свои документы, карандаш, банку колы, пока сознание ему не сказало: «Да, вот так хорошо». Весь вопрос в миллиметрах.

Баптист с милой улыбкой наблюдал за ним. Он снова взял себя в руки, ничто в его позе не говорило о том, что ему вот-вот предъявят обвинение.

Он был профессионалом, играл на публику, наверное, его можно было бы свесить с пятнадцатого этажа за ноги, а он все равно сумел бы кому-нибудь позвонить и вести спокойный разговор.

Ханнес завидовал его способностям и ненавидел себя за это.

– Так на чем мы остановились? На ваших отношениях с госпожой Беннингхофф.

– Нет больше никаких отношений.

– И даже это можно назвать отношениями, господин Баптист.

Никто не знал этого лучше, чем сам Ханнес. Такие отношения могли длиться годами, становясь все более ядовитыми и концентрированными, пока сама жизнь не превращалась в кислоту.

– После расставания вы поддерживали с ней контакт?

– Нет, зачем мне это?

– Даже из-за своего сына? Он ходил к Розе регулярно.

– Меня это не волновало.

– Вы никогда не созванивались, чтобы выяснить, где находится сейчас ваш ребенок?

– Я же сказал – нет. Оливер был достаточно взрослым, чтобы поступать, как ему заблагорассудится.

Это было бесполезно. Баптист даже не видел тут проблемы.

– С какой целью Оливер вечером в день убийства отправился к своей мачехе?

– Она не была его мачехой. Она просто возбуждала в нем нереализованное детское желание.

– Вы не ответили на мой вопрос. С какой целью?

– Это ваша работа. Спросите его – и все узнаете. Для этого ведь и существует полиция, разве нет?

Ханнес снова был вынужден обороняться. Если он поддастся на провокацию, это совсем лишит его сил. Если не поддастся – это его тоже ослабит. Безвыходная ситуация.

– С какой целью к ней приходили вы?

– Меня там не было со дня нашего расставания.

Ханнес подпер голову руками. Его это изматывало. Два шага вперед, три вранья назад.

– Мы нашли там ваши следы.

– Ну и что? В тот вечер я поссорился с сыном. Он их туда и занес.

– Вы хотите сказать, что вы избили вашего сына. Тут есть существенная разница.

Баптист покачал головой, словно осуждая глупого школьника:

– Почему немецкое государство все время считает, что может вмешиваться в семейные дела? У вас тут нельзя даже пощечину дать ребенку. У вас есть дети? Вам никогда не хотелось дать им пощечину?

Ханнес не ответил на этот вопрос. Открыть ящичек, потом закрыть.

Элли поручила Хранителю Молчания опросить всех соседей Паульссена по этажу, но больше не была уверена, что это хорошая идея. Он сидел в окружении трех стариков, а на его лице сияла блаженная улыбка. Все они смотрели в бесконечность, которая для стариков как раз имела свой предел. Хранитель Молчания, похоже, встретил противника сильнее себя. Теперь-то он поймет, что он сам вытворяет.

Элли досталась неблагодарная работа – спуститься в подвал и в последний раз предстать перед господином Паульссеном.

– На первый взгляд причин для остановки сердца я не вижу, – произнес судмедэксперт доктор Бек и стащил с трупа зеленое покрывало. – В народе поговаривают, что со всеми стариками может такое случиться и в любое время. Но это неправда. Никто просто так не умирает, на это всегда есть причина: незамеченная опухоль, лопнувший сосуд, тромб в мозгу. Его мог бы убить апоплексический удар. Чтобы это установить, мы должны дождаться результатов вскрытия. Однако на первый взгляд физически он был в полном порядке.

– А как же его «альцгеймер»? – спросила Элли.

Бек глянул в больничную карту:

– Паульссен страдал не от «альцгеймера», а от старческого слабоумия, проще говоря, от недостаточного кровоснабжения головного мозга из-за закупоренных сосудов, что рано или поздно могло привести к апоплексическому удару. С физиологической точки зрения он был здоров.

Кожа на лице Паульссена осела, из-под нее выпирали кости, веки посинели. Не похоже было на то, что он покоился с миром. Элли еще в жизни не видела трупов, которые покоились бы с миром. Они все выглядели просто мертвыми.

– А есть ли признаки того, что ему кто-то мог помочь?

– Давайте дождемся результатов лабораторных анализов. У меня есть одно подозрение. Но я не хотел бы делать никаких скоропалительных выводов, пока не будет готова токсикологическая экспертиза.

Судмедэксперт нажал на брюшную стенку, которая не поддалась и на миллиметр. Трупное окоченение уже началось.

– У стариков токсикологический анализ не всегда дает однозначные результаты. Коктейль лекарств, которые принимал Паульссен, – это самая хаотическая и безумная микстура, которую только можно себе представить. И принимал он ее, не обращая внимания на взаимодействие препаратов. Как часто и бывает.

– Пожалуйста, пожалуйста, дайте скоропалительный вывод, чтобы мы знали, что искать!

– Мне нужно его сначала вскрыть. Но некоторые внешние признаки я заметил. Миоз – сужение зрачка. Спазм мышц брюшины. И вот здесь… – Он указал рукой в перчатке на белое вещество в уголке рта. – Следы засохшей пены.

Элли попыталась подавить рвотный позыв из уважения к покойнику.

– Я не удивлюсь, если обнаружу признаки угнетения дыхания и отек легких.