Подвал. В плену - Николь Нойбауэр

Вздохнув, она склонилась над следующей картиной и протянула ее помощнику. Полотна уже отчасти занесло снегом, многие подрамники растрескались, один холст выпал из рамы. Розы одна за другой отправлялись в полицейскую машину. Если Элли заказала машину большей вместимости, чем нужно, придется ей на следующей неделе принести на работу пирог. Есть ли в отделе человек, которому не нравятся яблоки? Она стояла по колено в мусоре и думала о яблочных пирогах. Это несколько утешало.

Коллега из отдела криминалистической техники постучал по жестяной крышке контейнера:

– Мы закончили с его квартиркой. Она уже вычищена и продезинфицирована, ты можешь там печень пересаживать.

Этого-то Элли и боялась. Толстяк с плеером потрудился на славу.

– Где его вещи? – спросила она.

– В подвале.

Слава богу.

– Вы их тоже должны сохранить, я лично осмотрю их позже.

Элли потерла руки: она уже не чувствовала кончиков пальцев.

– Что делать с картинами? – спросил мужчина.

– Их мы возьмем с собой. Из картины Розы Беннингхофф выпала бумажка. Если немного повезет, эксперты и в этих что-нибудь найдут.

– К сожалению, они здесь уже не все. – Коллега втянул голову в плечи. – Две сестры с ночной смены спрашивали, могут ли они взять домой по одной.

Элли наградила его убийственным взглядом, как гонца, который приносит дурные вести. Теперь ей еще придется бегать за пропавшими полотнами. Скорее бы все эти розы очутились под мусорным прессом. Она уже видеть их не могла.

Позвоночник Элли хрустнул, когда она выпрямилась.

– Ох, тебе стоит зайти внутрь, Элли. Кажется, женщина с ночной смены сейчас находится здесь.

Женщина, для описания которой подошло бы крепкое баварское словцо, сидела на краю стула, зажав сумочку под мышкой. Вся ее поза говорила о том, что она сейчас хотела бы оказаться где-нибудь далеко отсюда. Она протянула Элли вялую руку и назвалась госпожой Майер.

– Уголовная полиция? – переспросила она. – Нет, я совершенно не готова с вами говорить.

– К вам это не имеет никакого отношения. Мы просто хотим узнать, какие люди приходили и уходили вчера.

– Понимаете, тогда мне придется предстать перед судом и дать свидетельские показания, да еще о таких вещах. Нет, я совершенно не готова. Я вообще не знала этого мужчину.

– Возможно, мы расследуем убийство.

Взгляд женщины устремился куда-то в неизведанные дали.

– Нет, нет, я не хочу иметь к этому ни малейшего отношения.

– Вы уже имеете к этому отношение. Мимо вас вчера мог проходить убийца. Вчера вы сидели в вестибюле, а наверху в это время умирал человек.

Элли сейчас вела себя подло, но ей было все равно. Из-за таких барышень, как эта, гибли целые семьи, когда соседи просто закрывали роллеты и захлопывали входные двери перед носом полиции.

Госпожа Майер выпрямилась, цвет ее лица постепенно сменился с розоватого на бледный. Добро пожаловать в реальность.

– Вы ведете журнал посещений? Есть контроль, какая-то книга, куда записываются посетители, или что-то подобное?

Женщина покачала головой:

– Здесь нет постоянных жильцов, лишь квартиросъемщики. Мы не вмешиваемся в их личную жизнь.

Элли вздохнула.

– Информацию получила. Попробуем зайти с другой стороны. Вы вчера с семнадцати ноль ноль до конца смены впускали кого-нибудь? Нам нужен список фамилий. И точное описание людей, с которыми вы не знакомы.

– Я никого и не знаю. Пансион заказывает услуги у различных служб по уходу, они у нас на аутсорсинге, каждый раз приходит новый персонал.

На аутсорсинге. Каждый день приходит новый, плохо оплачиваемый персонал. Элли решила, что никогда не будет болеть.

– Вам кто-нибудь особенно запомнился?

– Постоянно кто-то приходит и уходит: посетители, поставщики…

– Пожалуйста, вспомните точно. Если вам нужно больше времени, мы сможем вас позже забрать из дома. Мы отправим за вами шикарную полицейскую машину и двух милых сотрудников в униформе…

– Был один мужчина. – Она покрепче зажала под мышкой сумочку. – Он пришел из службы по уходу и хотел навестить господина Паульссена. Я знаю, что обычно они присылают человека на этаж, а не в комнату. Я отправила его в отделение.

Элли вскинула руки к небу:

– Вот сразу бы так! Как он выглядел?

– Да обычно.

Дзинь.

Это был звук, с которым лопнула последняя нить ее терпения.

– А теперь, уважаемая, берите свою сумочку да поезжайте с одним из моих коллег в участок. Там вы познакомитесь с нашим полицейским художником, и он вместе с вами сделает портрет этого незнакомца. – И, уже шагая по коридору, Элли бросила через плечо: – Как в детективном сериале.

– Ну, отдохнул немного? – спросил Вехтер.

Оливер даже не взглянул на него.

– Ты можешь строить из себя крутого перца сколько влезет. Но я не сдамся.

– Это не моя проблема, – сказал Оливер.

– И что?.. – Вехтер наклонился так низко, что смог учуять запах пота мальчика. Убегающий зверь. – Но я тебя и не освобожу, крутой перец. Тебе еще предстоит многому научиться.

Какая-то реакция отразилась на лице Оливера, но так быстро исчезла, что Вехтер не успел ничего понять.

– Мы остановились на твоих провалах в памяти. И на вопросе, помнишь ли ты какие-нибудь отдельные картинки. Отдельные моменты.

– Я не хочу об этом говорить.

– Почему нет?

Оливер возвел глаза к потолку:

– Может быть, докторша с идиотским двойным именем запретила мне это.

– Ты ведь сейчас шутишь, правда?

– Все здесь – сплошная шутка. – Он не отстранялся от Вехтера. – Я начинаю врать, как только открываю рот. Занесите это в свой протокол.

Прошло всего несколько часов, а они уже оказались по разные стороны баррикад. Что случилось за эти часы? Оливер ни с кем не контактировал, оставался наедине с собой. А это не то общество, в котором хочется находиться. Сегодня ему было что терять, внутри сопливого подростка разгоралась настоящая битва.

– Ты говорил, что сам мог бы взять в руки нож и…

– Соврал.

– У тебя была причина взять в руки нож? Убить Розу Беннингхофф?

– Она была мне как мама.

Голос Оливера стал тихим. Скучал ли он по ней? Можно ли кого-то убить, а потом скучать по этому человеку? Конечно, такое могло произойти. Что говорила подруга о Розе Беннингхофф? Дама в бежевом костюмчике? Едва ли она сумела бы стать ему приемной матерью. Оливер не выбирал ее, как и все в своей жизни, она однажды просто появилась в ней.