Андрей Белый. Между мифом и судьбой - Моника Львовна Спивак

Как кажется, именно духовную «тиару», вытягивающуюся из темени «мечтателя», и попытался изобразить Белый. Подробнейшее описание процесса «выхождения» души из тела в рассказе «Иог» завершается именно так, как нарисовано на рассматриваемом эскизе обложки:

<…> из земной, отуманенной сферы вдруг вырвалася душа <…> Ивана Иваныча (вырвалась из темени собственной головы) и — произошло соединение человека и духа…[724]

Нечто подобное мы видим и в уже упоминавшихся визионерских рисунках Белого, например, в образе посвященного с отверстым теменем, изображенного с правой стороны двойного листа (см. илл. на вкладке).

Второй и третий эскизы обложки можно рассматривать как инварианты, составленные из одних и тех же структурообразующих элементов: 1. башня, 2. три существа, 3. спускающееся солнце. Сходство этих эскизов с визионерским рисунком, расположенным с левой стороны двойного листа, несомненно. И там, и там — радостная «троица» (звездочетов-волхвов-ангелов) стоит на башне, вознесшейся высоко над землей. Различие в том, что в эскизах к «Запискам мечтателей» внимание «троицы» сконцентрировано на спускающемся к ним солнце, а в визионерском рисунке — на младенце, лежащем, словно Иисус Христос в сценах «Рождества» и «Поклонения волхвов». Как кажется, и «младенец», и «солнце» имеют духовную природу и символически обозначают одно и то же явление — так называемый Христов импульс. С принятием человечеством «Христова импульса» последователи Штейнера связывали начало новой эры, рождение нового человека и пробуждение в каждом человеке «большого», духовного «Я»…

Как ни странно, но из надписей на листах с эскизами следует, что Белый прежде всего старался «выразительно» изобразить не столько «мечтателей», сколько… башню, на которой они возносятся над миром. Видимо, раскрашенная черной тушью башня на втором эскизе показалась ему недостаточно хороша и высока, поэтому в правом верхнем углу листа он нарисовал ее еще раз карандашом, сопроводив дублетный рисунок пояснением: «Никуда не годно, даю лишь для формы башни. А. Б.». Надпись на третьем эскизе показывает, что Белый продолжил работу по совершенствованию столь важного для него объекта: «Башня, на которой стоят мечтатели, пожалуй, лучше лишь контуром и иной формы…»

Естественно возникает вопрос, откуда вообще взялась эта странная «башня», в изображении которой Белый так упорствовал, и для чего с такой настойчивостью стремился поместить ее на обложку журнала «Записки мечтателей».

Ответ на этот вопрос, как кажется, содержится опять-таки в описании оккультных видений и переживаний, которые испытывает в процессе выхода из тела Иван Иванович Коробкин, герой рассказа «Иог»:

Тут усилием воли сжимался в себе и ощущался теперь силовой, яркой точкою, все рвущей; испытывал сотрясение; тело, лежавшее средь простынь, точно щелкало, как стрючок, и Иван Иваныч Коробкин получал возможность передвигаться по огромнейшей башне (от сердца — чрез горло — к отверстию темени); он себя ощущал перебегающим внутри башни — по лестнице: от ступеньки к ступеньке (от органа к органу); и выбегал на террасу великолепнейшей башни (вне тела физического и вне тела стихий). Тут оказывался он окруженный небесным пространством, блистающим звездами <…>[725].

Примечательно, что именно на эту «башню» выходит из тела на последнем этапе посвятительного пути герой-мистик:

Между тем: подлинный Иван Иваныч Коробкин, поднявшийся на террасу огромнейшей башни, стоял, опершись на перила, и созерцал миры звезд, переменяющих места свои в небе; к нему мчалась звезда его, чтоб… отнести навсегда к ожидающему… Учителю[726].

Не менее значимо, что образ «тиары» из первого эскиза и образ «башни», центральный для двух других эскизов, тесно между собой связаны: «тиара срасталася с головой и вытягивалась в невероятно огромную башню…»[727] Оба образа носят визионерский характер и отражают идущие друг за другом стадии одного и того же посвятительного процесса: сначала восприятие головы как тиары, вытягивающейся из открытого черепа, а потом — после выхода из физического тела — ощущение себя стоящим «на террасе огромнейшей башни», вознесенной над земным миром. В этом плане примечательно, что, даже переключившись на разработку образа «башни», Белый отнюдь не отказался и от образа «тиары». Это становится очевидным при внимательном рассмотрении второго и третьего эскизов: на головы мечтателей, стоящих на башне, Белый водрузил тиары…

Связь головы (с раскрывшимся теменем) и башни, на вершине которой происходит важное мистическое действо, отчетливо просматривается и еще на одном визионерском рисунке Белого, хранящемся в собрании ГМП, в фонде Мемориальной квартиры Андрея Белого (см. илл. на вкладке)[728]. На нем видно, что голова — это и есть башня.

Рисунок из Мемориальной квартиры Андрея Белого не датирован. Он поступил сюда вместе с небольшим архивом Татьяны Тургеневой, супруги Сергея Соловьева и сестры Аси, первой жены Белого. Не исключено, что рисунок мог быть прислан из Дорнаха в письме к С. Н. Кампиони (матери сестер Тургеневых): Белый подробно рассказывал ей в письмах о своей жизни «при Штейнере». Но также не исключено, что рисунок мог быть выполнен после возвращения Белого из Швейцарии в Россию и передан, например, Сергею Соловьеву, с которым Белый в конце 1910‐х часто встречался. Как бы то ни было, но рисунок, проясняющий связь образа башни с образом головы человека, открытого для контактов с духовным миром, следует датировать серединой — концом 1910‐х.

Все эти образы (голова — тиара — башня) отражают стадии посвятительного процесса. Сами же духовные существа — по определению Белого в рассказе «Иог», «звездо-птицы» — спускаются из небесных сфер. Встреча с ними героя, идущего по пути посвящения, происходит так:

Тут оказывался он окруженный небесным пространством, блистающим звездами, но особенность этих звезд состояла в том, что они быстро реяли, точно птицы; при приближеньи к террасе, где их созерцал, освобожденный от тела, Коробкин, они становились многоперистыми существами; и они изливали из центра, как перья, фонтаны огней; и одно существо — звездо-птица (звезда Ивана Ивановича) опускалась к нему, обнимала клокотавшим пожаром лучей (или крылий); и — уносила; чувствовался кипяток, обжигавший всю сущность Ивана Иваныча; ощущения рук переходили в ощущения крыльев звезды, обнимавшей его и зажигавшей пожары; и Иван Иваныч Коробкин сквозь все пролетал в искрометы, парчи, пелены из тончайших светящих субстанций — искрометами, пеленами, парчами пространства светящих субстанций — в Ничто, посередине которого возникал Тот же Старый, Забытый Знакомец, исконно встречающий нас — говорит:

— Се гряду![729]

В полном соответствии с этим описанием на рисунке периода занятий Белого в эзотерической школе башня возвышается посреди небесной сферы, а крылатая «троица», стоящая на ее террасе, может созерцать, подобно Ивану Иванычу Коробкину, «миры звезд, переменяющих места свои в небе» («двойной»