Хроники Тиа-ра: битва за Огненный остров - Олег Фролов

В проеме арки я вижу самого механика оболочек – он мечется среди обгоревших и… не знает, чем помочь. Раньше он видел человека с ожогами только однажды – когда служитель плавильных ям упал на край котла. Он просто не знает, чем помочь обожженным.

Тами-ра на руках уже не кричит, он тихонько скулит и всхлипывает. Его тело кажется очень горячим.

Никакого смысла оставаться здесь нет. Но я стою на месте, так как не знаю, куда идти. Я парализован и больше не могу принимать решения. Все идут к механику оболочек. И я здесь.

Третья картинка, точнее – звук, голос, интонация: через площадку бежит, сталкивается с кем-то, едва не падает и бежит дальше Миа-ку. Бежит странно, припадая на одну ногу, как будто готова в любой момент броситься обратно, если не увидит Тами-ра у меня на руках. Или увидит только его оболочку.

Но я все также держу Тами-ра на руках и улыбаюсь, как сумасшедший. Далеко не в первую секунду я наконец-то понимаю, что до сих пор не знал ничего о судьбе Миа-ку, и теперь вижу, что она жива и невредима. И улыбаюсь еще шире, но, конечно, эта улыбка не имеет ничего общего с радостью.

А Миа-ку смотрит на меня с ненавистью. Я вижу это, когда она оказывается совсем рядом.

– Ты… Ты виноват!.. – шипит она так, как я еще не слышал.

Она забирает у меня Тами-ра и издает какой-то гортанный, жалобный крик, увидев его лицо. Через несколько секунд их уже нет рядом, а я все также стою и растягиваю губы. Как будто натужно, из вежливости, смеюсь чьей-то шутке.

Четвертая картинка: несколько мужчин – рудокопов, видимо, – тащат куда-то Тик-ра. Тот не сопротивляется, но и не перебирает ногами – его просто волочат по камням под руки. Кажется, что все происходящее его не слишком-то тревожит, только лицо морщится от боли каждый раз, когда колени ударяются о камни.

Тик-ра поднимает голову и говорит (не громко и не тихо, именно так, чтоб все вокруг услышали):

– Вмешательство идет. Его уже не остановить. Если вы не будете его орудием, я желаю быть первым, кого оно покарает. Судьба первых милосердна. Судьба последних – ужасна, они испытают муки вдвойне. За себя и за тех первых, которые ушли сегодня.

Один из рудокопов, который сопровождал эту странную и торопливую процессию, подскочил сзади и сильно ударил Тик-ра по затылку. Тот снова замолк и опустил подбородок на грудь. Дальше его тащили молча.

Тащили, чтобы живым бросить в одну из старых шахт. Говорят, что после падения вниз Тик-ра остался жив, и из гулкой тишины заброшенных гротов то и дело доносились его странные поучения о Вмешательстве и Храме.

Заслуживал ли этого Тик-ра? В тот день я был уверен, что заслуживал. Удовольствие не быть судьей может позволить себе только тот, кто не испытывал страданий по чужой вине. Я – испытывал. И эти рудокопы, видимо, тоже.

Картинка пятая, последняя, точнее – запах: запах гари и легкий, едва заметный, прозрачный туман в проходах. Уже давно догорело все, что могло сгореть в пострадавших уммах, уже давно истлели угли на пожарищах, а ветер быстро развеял дым и унес его за край. А вот запах остался. Его можно было услышать этим вечером и еще несколько лун после того.

Сегодняшняя трагедия – именно то, что я вспоминаю, услышав где-то запах гари или даже просто учуяв дым от костра. Все пять картинок всплывают в памяти с поразительной четкостью. Все бы забыть и не вспоминать никогда, но тут неподалеку снова жгут старый хлам, и я опять оказываюсь там – среди испуганных, шокированных, обожженных, со стонущим Тами-ра на руках.

31. Не время

Спать этой ночью было трудно, если не сказать – невозможно. Вместо привычной тишины от стены к стене бродили и не находили выхода шорохи, голоса, стоны, отголоски чьего-то плача, шарканье ног по камням и еще множество звуков. А если я и проваливался на ту сторону, то тут же оказывался среди тревожных, страшных видений. То и дело сталкивался с храмовыми птицами в воздухе, пробирался по горящему умм-кану и терялся в толпе обгоревших людей. Задыхаясь, я возвращался в этот мир уже спустя несколько минут.

Рассвета пришлось ждать очень долго. Очень-очень долго.

Утром на Огненном острове не начали работать мастерские, никто не отправился на террасы и в шахты, люди не занимались пополнением запасов и обменом. Даже у конденсаторов выстроились непривычно короткие очереди, хотя, конечно, в воде нуждались даже те, кто оплакивал близких.

Все казалось теперь не таким уж необходимым. Вместо исполнения привычных обязанностей многие отправлялись к барьерам для того, чтобы присоединиться к Неназванным Церемониям (на нашем острове их намного чаще называли просто Церемониями). Одну за одной оболочки погибших, завернутые в особые хартунги, выкладывали на камни и под звон традиционных металлических трещоток сталкивали вниз – в Ничто.

Непосредственно у края находились только служители – так, как это обычно и бывало, если кто-то лишался жизни. Но сегодня всего в десятке шагов от них собирались настоящие толпы – на каждом из трех порталов, где проводилась Церемония. Люди заполнили смотровые площадки и проходы, облепили стены ближайших умм и скальных выступов.

Одна за одной оболочки тех, кто еще вчера был жителем Огненного острова, – появился на свет здесь, рос, говорил, любил здесь, – падали вниз. За какие-то секунды превращались в едва заметную точку на сером фоне Ничто и исчезали совсем. Как и не было ничего.

На глазах у всех кого-то из служителей стошнило прямо на камни рядом с местом Церемонии. Я уверен, каждый из них надолго запомнит этот выворачивающий наизнанку запах горелой плоти. Запах, который вытеснял опыт всех проведенных ранее Церемоний, а заодно – и остатки пищи из желудков.

Почти что тихо, только причудливо играл ветер с плачем женщин на наблюдательной площадке. Их голоса то затихали, сливаясь с монотонным шепотом воздуха, то вдруг раздавались как будто бы рядом.

Очень много времени у меня ушло на то, чтобы отыскать Миа-ку и Тами-ра. После вчерашних слов женщины и вообще всего, что произошло вчера, я не знал, что говорить и как себя вести. Впрочем, беспокойство о судьбе новой жизни сводило эти переживания к нулю, обесценивало их важность. Важно хотя бы увидеть. Убедиться.

После многих расспросов я наконец-то нашел то, что искал. Тех, кого искал. Они, как и многие другие женщины своего женского рода, временно разместились в жилищах ближайших женских родов.

Умм-кан, где я отыскал Миа-ку, был совсем недалеко от того места, где еще вчера на пепелище я нашел Тами-ра. Небольшой и очень старый умм-кан немногочисленного и очень старого женского рода. Здесь было тихо, пахло травами, а из-за непривычно высоких стен в проходах залегали глубокие тени. Частично они скрывали следы естественного разрушения, но некоторые его признаки замаскировать уже невозможно.

Новая комната Миа-ку больше напоминала шахту или колодец – над тесным кругом пола буквально нависали громоздкие блоки. Они уходили куда-то вверх и буквально упирались в голубизну неба. Несколько человек, вставших на плечи друг другу, понадобилось бы, чтобы достать до верха этой стены.