Хроники Тиа-ра: битва за Огненный остров - Олег Фролов

Я не успел ничего сказать, как Тот-ра забормотал снова:

– Нет, я не хочу… Ответственность. Знаешь, это мой груз, ничей больше… Я хочу тебя попросить о другом.

– О чем же? – спросил я, окончательно сбитый с толку.

– Используй его, когда я скажу. Ты используешь? Знаешь, ты не должен мне палец и ничего такого… Я просто прошу тебя пообещать.

– Тот-ра, я не знаю, о чем ты говоришь. Не знаю, о чем вообще речь… Как я могу тебе обещать что-либо? Я даже не знаю, ЧТО обещаю.

– Просто доверься мне. Кажется, я тебя не подводил раньше. Правда? – торопливо заговорил он, странно понизив голос.

Все казалось странным, нереальным, другим. Другим был Тот-ра. В какой-то момент мне даже показалось, что он не в себе.

– Нет. Конечно, нет. Ты сделал меня таким, какой я есть.

– Доверяй мне и теперь, – с видимым волнением сказал он. – Ты обещаешь, что используешь оружие… Когда я скажу?

– Ладно… Обещаю, – пробормотал я, не понимая, с чем только что согласился. Какую ответственность на себя взял. Я просто сказал «ладно», не задумываясь, только чтобы прекратить этот странный разговор. В конце концов, я действительно доверял Тот-ра и не мог сомневаться в его словах.

Вот так все и случилось. Сказал «ладно» и… изменил ход истории до неузнаваемости.

32. Затишье

Те, кто однажды будут писать историю описываемых событий, наверное, назовут эти дни «затишьем». Или даже так – «Затишье» с большой буквы.

Это было похоже на всеобщее оцепенение, которое обычно случается после избыточного напряжения сил – физических и моральных. Неправдоподобно мало голосов можно было услышать на площадях и в уммах, пусто было в проходах и в мастерских. Это оцепенение можно было бы назвать глубоким (и для некоторых оно таким и было), если бы не огромное количество проблем, которые приходилось решать людям Огненного острова – каждому на своем месте. Эти проблемы заставляли двигаться и делать шаг за шагом.

Много раненых все еще находились в тяжелом состоянии, а двое из них уже покинули свои оболочки. Впрочем, некоторые из тех, кто выжил, завидовали ушедшим в те минуты, когда их сознание прояснялось. В тихие безветренные ночи, лежа в своей постели, можно было услышать стоны, которые доносились со стороны уммы механика оболочек. Эти далекие крики не давали уснуть, проникали куда-то глубоко и, казалось, выворачивали наизнанку.

Все сильнее чувствовалась нехватка еды. Зерно с Зеленого острова стало дефицитным и редким продуктом. Все больше ценились орехи, грибы и корнеплоды, которые выращивали местные земледельцы, но их было очень мало. Слишком мало, чтобы прокормить всех.

Появились первые голодающие. Они ходили по уммам и просили еду: только за последние пару дней ко мне заходили трое несчастных. В первую очередь от нехватки пищи страдали мужчины, которые нигде не работали постоянно. Но можно было не сомневаться, что очень скоро голод начнут испытывать уммеры и землекопы – все те, чей труд сейчас не слишком востребован.

Похожая ситуация наблюдалась и с тканями. Жители Огненного острова массово резали свои вторые и третьи хартунги на ремни, повязки и платки для детей. Таким же образом под нож шли настенные полотна и ковры. Обменщики все еще ждали странников или больших птиц с Белого острова, но ни одного нового рулона ткани за последние луны так и не привезли.

Таким же образом все более остро ощущалась нехватка хорошей древесины с Острова Больших деревьев, некоторых видов трав, эликсиров и многого-многого другого. Катастрофически не доставало запчастей к машинам, созданным мастерами Конструкта. Но их ждать уже и не приходилось. Один за другим выходили из строя самоходные тележки, станки, хитроумные домашние приспособления и многие другие устройства. Быстро наладить производство деталей к ним не было никакой возможности – слишком заняты были механики срочным ремонтом конденсаторов и созданием хотя бы примитивного оружия для книговеров.

К счастью, очевидным было затишье и со стороны Храма. Ни одна механическая птица не пересекала проекцию и даже не приближалась к ней. Значило ли это, что Храм меняет тактику? Копит силы? Или вовсе отказался от своих амбиций? Угадать было невозможно, а наверняка этого не знал никто. Все, что оставалось, – это ждать и быть готовыми к повторным атакам.

Но в то время, как основные стороны конфликта полностью ушли в свои проблемы, ожили те силы и процессы, которые дремали последние несколько лун.

Мику-ра не врал: после сражения над островом движение против Храма возникло на Белом и Зеленом островах, а по некоторым сведениям – и на Острове Больших деревьев. Не знаю, стоило ли верить Мику-ра на слово, но я смог увидеть все это своими глазами – в седьмой и восьмой день этой луны летал к проекциям этих островов. Изменения были заметны даже с воздуха – на главных площадях собирались люди, и их было много. Особенно много протестующих было на Белом острове.

Отправиться на Площадь и найти тех, кто думает похожим образом, – единственное выражение политического протеста, на которое способно большинство жителей Архипелага. Уже это многие считали едва ли не дерзостью. Но на примере Огненного острова я точно знал, что здесь, в мирных собраниях на площадях, рождается сила, готовая действовать решительно.

В один из таких полетов я даже увидел две Камо-те, которые кружили над Белым островом. Видимо, с целью демонстрации власти и силы. Но не приходилось сомневаться: там, внизу, уже знали, что такая сила не безгранична, а такая власть – не данность.

Храмовники не проявили ко мне никакого интереса, а у меня не было ни малейшего желания вступать в схватку сегодня. За спиной Кир-ра проворчал что-то о малодушии, но я просто сделал свой круг вокруг проекции и отправился домой. Думаю, жители Белого острова видели и меня тоже.

Такими были эти дни. Мы сорвали попытки Храма задавить нас силой и количеством, но пока не знали, как преодолеть изнуряющую блокаду, мы пытались прийти в себя после стольких жертв и с надеждой прислушивались к новостям с других островов.

Что касается меня, то каждый день я навещал Тами-ра. Ему было лучше, и мы могли говорить подолгу. Я развлекал его рассказами о том времени, когда я сам был еще новой жизнью – таким, как он сейчас. Говорить, глядя как он ворочается и время от времени плачет от боли в тесных повязках, было сложно. Но, извлекая из глубин памяти почти забытые истории, я не только отвлекал от боли Тами-ра, а и сам забывал обо всем плохом, страшном, жестоком. Хотя бы ненадолго.

Тами-ра затихал. Затихал и молча слушал, а иногда проваливался на ту сторону неглубоко и тревожно.

– Больно… – сказал он мне, в очередной раз расплакавшись. – Почему больно?

– Терпи, – неловко провел я своей ладонью по его здоровой руке. – Раны оболочки заживут. Главное, чтоб не осталось ран на тебе самом.

– Почему больно? – снова прохныкал он.

– Я не знаю… – отвечаю и чувствую давно забытый холодок на веках, а потом – на щеках.