Ведьма с Лайм-стрит - Дэвид Джаэр

В остальном отчеты Гудини и Крэндонов совпадают. Комсток прервал перебранку иллюзиониста и призрака. Он сказал Уолтеру, что обвинения и угрозы неуместны в исследованиях паранормального. Напомнил, что складные линейки использовались при конструировании ящика, и можно предположить, что кто-то выронил там линейку по ошибке. Поскольку Уолтер обвинил в этом ассистента Гудини, Орсон Мунн призвал Коллинза к ответу. Стоя перед участниками сеанса и глядя на их залитые багровым светом лица, ассистент достал из кармана собственную складную линейку. Чтобы убедить присутствующих в правоте Коллинза, Гудини заставил его поклясться жизнью матери, что он ничего не подбрасывал в кабинку[61].

Но что бы ни находилось в кабинке, Гудини это больше, похоже, не беспокоило. Он заверил присутствующих, что линейка никак не повлияет на проявления Марджери, поскольку медиума тщательно контролируют. Все вновь сомкнули круг, и в 9:45, когда выключили свет, сеанс продолжился. Но атмосфера «накалилась», как писал Комсток, и все участники «были на грани». Вернувшись, Уолтер принес свои извинения за столь грубые слова и попросил вычеркнуть их из протокола сеанса, но, мол, поскольку он «все-таки старший брат этой малышки», он должен был защищать ее. Тем временем Марджери уже вся взмокла в плохо вентилировавшейся кабинке. Быть может, ящик и препятствовал выделению эктоплазмы, но точно не пота.

Подавшись к медиуму, так что она чувствовала его дыхание на своем лице, Гудини сказал, что может раздеться догола, позволить себя обыскать и запереть в этом ящике, позволить ей и доктору Крэндону держать его за руки, но при этом все равно сможет нажать на кнопку звонка, завязать узлы на носовом платке и сыграть на тамбурине.

– Это ничего не докажет, – возразил Комсток.

– Это докажет, что все эти действия можно провернуть обманом, – объявил Гудини.

Марджери настаивала, что Гудини пришлось бы пронести что-то в ящик, чтобы справиться с этой задачей. Иллюзионист ухмыльнулся, подумав: «Именно так вы и поступили». Тем не менее он утверждал, что сможет проделать эти трюки без вспомогательных приспособлений:

– Ваш супруг, доктор Крэндон, может осмотреть меня, как это умеют делать хирурги, и я гарантирую, что повторю ваши фокусы. Хотите?

Нет, она не хотела. Марджери лишь сказала, что если Гудини способен на такие чудеса, то сам должен обладать экстрасенсорными способностями.

– Жаль, что это не так, – ответил он, и в его голосе слышалось разочарование оттого, что Марджери не хочет посмотреть его представление.

Позже, когда Мина поняла, что сеанс окажется пустышкой, она начала все больше раздражаться. Обвинила Гудини в попытках уничтожить ее репутацию для собственной материальной выгоды. Он знала, что Гудини собирается выступить на сцене Бостонского оперного театра сразу после завершения демонстрационных сеансов. По ее словам, он вообще взялся за исследование ее способностей только потому, что потом сможет устроить из этого шоу.

Гудини ответил, что договорился о выступлении еще в июне, задолго до того, как было установлено время сеансов. Более того, его «желают видеть во всем мире», и он сам мог устанавливать время своих выступлений. Он заявил, что может прямо сейчас перенести выступление в опере, если она захочет.

Вскоре после этой перепалки, около одиннадцати вечера, Гудини наконец предложил выключить свет и открыть ящик. Когда медиум вышла из кабинки, там, как и ожидалось, обнаружилась складная линейка длиной в пятнадцать сантиметров. Мунн заметил, что Марджери выглядит истощенной, Гудини же полон сил – будто он, а не медиум, вобрал в себя энергию участников сеанса. И все же, по записям доктора Крэндона, Гудини, обнаружив линейку, воскликнул: «Я готов позабыть об этом инциденте, если вы согласны!»

Но слова доктора о том, что Гудини, в сущности, признал свою вину, казались ложью тем, кто знал Короля наручников. На самом деле ни великий Гудини, ни спиритуалисты не собирались заминать этот инцидент. «Я не думаю, что об этом следует забыть… и что это можно забыть», – писал сэр Артур. Но загадка Марджери была не в духе Шерлока Холмса. На следующее утро Гудини написал Уолтеру Липпманну из «Нью-Йорк Ворлд», что он разоблачил медиума, с которым Берд «не справился» за сорок сеансов. Он «сумел остановить проявление ее способностей. Еще один сеанс этим вечером – и я вернусь, если ничего не случится».

На следующий день Марджери впервые дала интервью: она поговорила с журналистом «Геральд Трибьюн», но в разговоре избегала тем, связанных с противостоянием с Гудини. Также она предпочла не распространяться о своем прошлом. «Миссис Крэндон категорически отказалась рассказывать что-то о своем детстве, хотя предполагалось, что это поможет пролить свет на источник ее способностей». Однако медиум готова была «вести разговор на темы, не касающиеся паранормального». Ящик, мешавший ей проявлять способности, не умерил ее пыл.

«Очаровательная красавица, она сидит за рулем автомобиля или принимает гостей в своем чудесном доме, расположенном в престижном районе Бэк-Бэй», – писал журналист. Да, она была обычной молодой женщиной, «жизнерадостной и благовоспитанной», но ее дом служил воронкой, через которую в наш мир проникали духи умерших. Что же случилось на сеансах в «Чарльзгейте»? Если раньше Марджери обладала силой, позволявшей разрушать кабинку медиума и поднимать столы, то теперь энергии в ней оставалось не больше, чем в разряженной гальванической батарее.

Ее способности были загадкой даже для самой Мины, и она не могла сказать, почему в последнее время они подводили ее.

– Но демонстрационные сеансы еще не завершились, – напомнила она журналисту.

Участники сеансов Марджери, как бы ни накалялась атмосфера, обедали вместе. Несмотря на конфликт в «Чарльзгейте», сразу после интервью Мина, Мунн, Гудини и Принс пришли в местный ресторанчик, скрытый от зевак и газетчиков. Но на этот раз напряжение между Марджери и Гудини не спало. Доктор Крэндон обычно сидел рядом с женой на сеансах, поскольку это ее успокаивало. Сегодня же он был на работе, и Марджери казалась взволнованной: за столиком не было никого из ее сторонников. По словам Гудини, Мина была уверена, что он разоблачит ее и испортит ее репутацию в Бостоне. Она предупредила иллюзиониста, что ее сторонники – во главе с Иосифом Девиковым – очень разозлятся, если он, пользуясь своей актерской славой, выступит со сцены с обвинениями в ее адрес[62].