Драконий катарсис. Изъятый - Василий Тарасенко

— Слава! — стройно гаркнули сотни глоток, всколыхнув воздух над площадью.

Солнечный Ветер с поклоном протянула мне простенький ятаган и указала рукой на круг. Оружие, попавшее в мои загребущие пальцы, при близком рассмотрении оказалось очень даже добротным. Затейливый клинок с двумя небольшими противоположными изгибами попался мне впервые. Почему-то вспомнилось, как на своей родине я когда-то считал, что ятаган — это широкая, круто изогнутая сабля типа тех, что рисуют в руках у пиратов. Но однажды мне в руки попался справочник холодного оружия, где я и узнал правду. Настоящий ятаган — оружие странное, но выверенное веками среди османов… Вот и сейчас я вновь с интересом осмотрел клинок. Он был полегче мечей охотницы и короче клинков стражи Сердца Бездны. Идеальный баланс и ромбовидная гарда позволяли вытворять ятаганом знатные выкрутасы. Тут главное — самому себе ничего не отрубить.

Видимо, совместное пребывание в одной шкуре с Пармалесом оставило свой отпечаток на моих умениях. Руки словно знали, что и как делать. И вот я, весь такой бледный вьюнош со взором горящим и черными тортиками на тушке, вооруженный пустынным оружием, спустился в круг и замер, разглядывая черного нага. Пустота в обсидиановых глазах змея сменилась пламенем спущенной с поводка ярости. Нэшессар с кривой ухмылкой сказал:

— Я тебя только покалечу, крыса. А потом заберу в свой дом. И ты будешь молить о смерти каждый божий день.

— Мечтай, мечтай, — ответил я, внутренне содрогаясь.

Махина нага размазалась в стремительной атаке, но мир вокруг успел стать вязким. Что-то во мне с интересом позволило нагу почти подобраться убийственным жалом ятагана к моему бедру. А потом началось светопреставление. Мне приходилось буквально летать, уворачиваясь от стали и змеиного хвоста. Первое столкновение продлилось буквально пару секунд. Тяжело дыша, я опустил ятаган, ощущая жаркое пятно в левом боку. Наг достал меня уже на излете, уходя в сторону от боя. И теперь невозмутимо застыл на краю круга, держа за горло знакомую мне девчонку-эльфа… Искалеченная рабыня черного нага со всхлипами дышала, хватая воздух перекошенным ртом, а в глазах ее светилось настоящее обожание. Покрытое шрамами тщедушное тело болталось тряпкой в мощной руке змея…

«Знай свое место, гехай!»

Несчастный ребенок неловко оступилась, что-то пискнула и рухнула прямо на хвост нага. Тот молча махнул рукой со сверкнувшими длинными когтями, отчего малая врезалась в стену кареты, заливаясь кровью.

Во мне проснулась давно уснувшая ярость. Он посмел на моих глазах причинить гехаю страдание! Несчастной искалеченной девчонке, наполовину оскальпированной и с многократно переломанными конечностями… Чье-то заинтересованное внимание коснулось моей сути, нарвавшись на ответный безжалостный удар, — а не фиг мне тут лезть, куда не просят! Где-то рядом болезненно вскрикнул знакомый голос. Не обратив особого внимания на пострадавшую Жрицу, я метнулся вперед, но нарвался на стремительный удар кончиком черного хвоста. Пришлось увернуться, возвращаясь на исходную позицию. И ярость во мне окончательно заледенела. Если уж так, то получите-распишитесь. Моя странная сила искрящимся астральным туманом скользнула к парочке, но не для того, чтобы очаровать. Я помнил просьбу Солнечной Змеи не пользоваться своим талантом быть НУЖНЫМ и счел за лучшее просто «разбудить» память несчастной гехай, задавленную заклятием перехода из мира в мир.

Светловолосая девушка, страстно обмиравшая в лапах черного нага, словно превратилась в смертоносную пружину. Она стремительно извернулась и долгую секунду смотрела в глаза Нэшессара. Огонь страсти в ее глазах сменился ужасом, а затем потух, набросив на лицо девчонки сразу десяток лет. Наг, видевший эти перемены, настороженно прищурился. А гехай просипела:

— За что?

— Что еще за… — начал недоуменный вопрос хвостатый урод, но его пленница не стала слушать.

Она вывернулась из руки нага, молниеносно выхватила из второй ладони змея ятаган… Один росчерк стали положил конец всему: дуэли, моей ярости, звукам на площади, даже дождь на мгновение словно замер. Черноволосая голова бывшего посла нагов к эльфам со стуком упала на гранит и проскакала по камням несколько раз, окрашивая в красный цвет лужи под ногами. Обезглавленный наг осел в круге бесформенной кучей, а его гехай засмеялась. И этот тихий жуткий смех дал мне понять, что разум покинул голову малышки, увлекаемый прочь укатившейся головой змея.

Тяжелая рука опустилась на мое плечо, и вкрадчивый голос Ильмассы влился в уши:

— Вот она, твоя правда. Она не вынесла истины, принц.

Тишина на площади взорвалась гомоном зрителей. И голоса эти были далеко не самыми добрыми. Солнечный Ветер громко объявила:

— Воля повелителя священна. В круге лишь один живой боец, и это — гость императора. Так решили боги. Так хранит Треньянэ.

Голоса смолкли. Странное слово, прозвучавшее в конце патетической речи жрицы, показалось знакомым, но я отмахнулся, все еще переваривая результат вмешательства в память юной гехай. Итог оказался неожиданным и никак не тем, что мне требовался. Думать, думать и еще раз думать.

После боя стража увела нас в покои Ильмассы, где оставила ждать аудиенции у императора под присмотром нагайны. Состоявшийся там разговор с золотой змеей чеканными зарубками полыхал в памяти. Пока Клэв перевязывала мою рану, в огромной комнате царила тишина, нарушаемая лишь моим шипением. Затем слуги принесли еды и питья. Тогда-то и начался разговор. Ильмасса начала с вопроса, перекатывая в пальцах правой руки золотой кубок с вином:

— Ты сказал, что жаждешь свободы для каждого гехая на Каване. Ты по-прежнему настаиваешь на этом? Даже после увиденного?

— Особенно после увиденного, — спокойно ответил я, глядя в глаза Солнечной Змее. — Все, кто так или иначе владеет гехаями, сами вырыли себе яму с кольями.

— А чем ты лучше нас? — подалась вперед змея, заставив медовые волосы скользить по сияющей коже. — Ты ведь сейчас решаешь за них, за гехаев, и за тех, кто ими владеет… Ты решаешь, что будет лучше или хуже. Чем ты лучше нас?

— Всякое действие имеет противодействие, а затем и последствия. — Я пожал плечами. — Мое появление под этим плачущим небом — последствия того, что эльфы взялись когда-то выдергивать людей из моего мира…

Запоздалая мысль о том, стоит или нет говорить жрице о моем происхождении, испуганно растворилась в понимающей улыбке Ильмассы. Уж она-то точно знала, что к чему и почему. Не могла не знать жрица такой силы, что у меня мрачные мурашки табунами блуждали по телу, о причинах и следствиях происходящего в мире. Я продолжил:

— Все, что сейчас начинает происходить, лишь последствия наглости ушастых. Они дошли до того, что теперь сжатая сила их действий начинает разжиматься. И это уже — противодействие. И это тоже я.

— Детские оправдания. — Ильмасса склонила прекрасную голову, глядя на меня сверху вниз. — «Не я первый начал…» Как это знакомо.

— А что, нормально! — весело откликнулся Марат и кинул в рот горсть сушеных фруктов. Жизнерадостное торопливое чавканье сына слегка развеяло мрачность настроения в покоях золотой нагайны.