Звёздные Войны. Battlefront II. Отряд «Инферно» - Кристи Голден

За окнами мерцали мириады огоньков — местную ночь, никогда не бывавшую темной, озаряли яркие всполохи. Иден повернулась, посмотрела на улицу, затем на негнущихся ногах побрела к кровати. Чувствуя себя тысячелетней старухой, она села и уставилась в пустоту, которую наводнили образы.

Она уловила запах материнской кожи — легкий, эффектный и чистый; почувствовала, как сильные, ласковые руки обнимают ее, маленькую девочку, после чего Зихей с ободряющей улыбкой исчезает в челноке.

Она увидела Сейн в безукоризненно выглаженном белом мундире разведки флота; ее невообразимо юное лицо, старательно сохранявшее нейтральное выражение. Увидела шрамы, изуродовавшие это лицо, а затем — покой и смирение в ее глазах, тогда как сама она скалила зубы, изображая ярость.

Увидела, как Сейн упала.

Иден зажмурилась и прикрыла глаза ладонями, но вереницу образов ничто не могло остановить. Она подумала о веселых глазах Пиикоу, о том, как красиво двигалась Дейна, танцуя в свое удовольствие. О робкой улыбке Садори, когда он смотрел на Сейн, как будто в этой миниатюрной девушке воплотилось все прекрасное и удивительное в Галактике. О том, как порой такое же чувство Иден видела в глазах Стейвена, когда он смотрел на Нейдрин.

Она снова увидела пытку Эйзена, увидела неподвижные тела, которые Хаск назвал «сюрпризом», и гигантских, молчаливых хранителей, которые так нежно подняли их и унесли в место вечного упокоения. Увидела Лакса Бонтери, сенатора с Ондерона, произносящего речь для единственной слушательницы в природном амфитеатре на расстоянии многих световых лет отсюда; несмотря на все пережитое, его голос полон силы, надежды и решимости. Увидела тревогу в глазах Тарвина Ларики, когда они шагали по коридору звездного разрушителя.

«То, что она улетела, к лучшему для нас всех. Она Версио лишь по имени. Мы с тобой — ты и я — мы настоящие Версио, а Версио не плачут, верно?»

«Да, сэр, — ответила пятилетняя Иден, еле сдерживая рыдания. — Версио не плачут».

Но слезам не было дела, Версио она или нет. Они наконец хлынули потоком, обжигая глаза и лицо, застревая в горле. Тело ее сотрясали рыдания. От горя не только по Зихей Версио — единственной, кто была с ней нежной, — но и вообще по всему, что было травмировано, осквернено и разрушено. По всему, что она утратила, начиная с женщины, которая подарила ей жизнь, но была не в силах подарить детство.

Когда всхлипывания прекратились и слезы высохли, оставив соленые следы на лице — зримое свидетельство ее горя, — мир нисколько не изменился. Огоньки за окном продолжали свой танец. Постель была мягкой, простыни — свежими, только подушка намокла от слез.

Дыхание Иден выровнялось. Она дала волю слезам впервые с того памятного дня. После того, как мать покинула Вардос, маленькая девочка свернулась калачиком и, ревя в подушку плакала по маме, которая так больше и не вернулась. А теперь уже не вернется никогда. Но она умерла в мире и покое, и Иден знала, что теперь все будет хорошо.

Несмотря на мучительную уверенность, что теперь она никогда не сможет заснуть, сон все-таки подкрался к ней.

Ей снились деревья шин’я, плачущие над водой. Их листья сочились алой кровью, которую уносило течение.

Следующее задание отряда «Инферно» было несложным. Мофф на одной далекой планете подвергся шантажу. Следовало разыскать и нейтрализовать шантажистов, а свидетельства неблагоразумного поведения моффа отобрать.

Все просто и понятно. Иден это радовало.

Она пришла заранее и с полуулыбкой поднялась на борт «Врана». Затем осмотрела корабль от носа до кормы. Прожив столько времени на свалке, она по-новому оценила гладкие, лаконичные обводы корвета.

Иден направилась в отсек экипажа и достала из сумки бутылку. Спиртное было дорогим, но она не стала скупиться. Девушка положила бутылку на койку Сейн. «Ты всегда будешь с нами, — подумала она. — Ты всегда будешь членом отряда ,,Инферно“».

— Ой, простите, капитан. Не знал, что вы на борту.

— Вольно, агент, — сказала Иден. — Заходи, Дел.

— Приятно вернуться сюда. — Он вздохнул, рассматривая корабль, как старого друга. Пожалуй, для него «Вран» и был другом. Да и для них всех, если честно. Затем его взгляд опустился на бутылку... и на койку, куда Иден ее поместила. — Больно до сих пор, — тихо произнес он.

— Наверное, эта боль никогда не пройдет, — ответила Иден.

Дел уселся на собственную койку, уперев локти в колени. С минуту он глядел под ноги, потом поднял голову:

— Можно кое-что спросить? Неофициально? Не обязательно отвечать.

Иден инстинктивно застыла, но заставила себя расслабиться. Это же Дел. Ее друг. Товарищ по отряду, который никогда ее не подводил и был неизменно добр.

— Спрашивай, — разрешила она.

Он потер нос:

— Это, скорее, наблюдение...

— Дел.

Сослуживец поглядел на нее своими карими глазами:

— Когда ты вернулась... той ночью, когда мы улетели. Когда ты поднималась по трапу, я бросил взгляд на твой бластер. — Инженер сделал паузу. — Он был в оглушающем режиме.

Иден молчала.

— Ты не убила Наставника, не так ли?

Она не ответила. Дел выждал пару секунд и кивнул, закрывая вопрос:

— Ну, я же сказал, отвечать не обязательно.

— Думаю, ты и сам знаешь, — сказала Иден.

Он снова кивнул:

— Я... за несколько дней до отбытия... — Он очень серьезно посмотрел командиру в глаза. — Я думал, как бы раздобыть лекарства для Пиикоу.

В душе Иден что-то дрогнуло. Она улыбнулась и приложила палец к губам: «Ш-ш-ш».

— Разрешите подняться на борт, капитан? — Голос Хаска был звучным и жизнерадостным.

— Разрешаю, лейтенант! — отозвалась Иден. Хаск вошел быстрым шагом, но, как и Дел, остановился при виде койки Сейн.

Когда он уселся на собственную койку, Иден откупорила тевракийское виски и налила каждому Раздав стаканы, она промолвила:

— Не сомневаюсь, вы помните ту ночь в номере, когда мы отмечали рождение отряда. Тогда мы не знали, что уготовила нам судьба. Не знали, что, а главное, кого мы потеряем. Но мы выполнили задание. «Мечтателей» больше нет. Сейн Марана отдала ради этого свою жизнь. А мы сделали все, чтобы ее жертва не стала напрасной.

После недолгой паузы Дел прокашлялся и расправил плечи. Из его рта полилась какофония отвратительных звуков — но, странное дело, эта тарабарщина звучала знакомо. В ответ на вопросительные взгляды Мико улыбнулся с легким смущением.

— Это был тост Сейн, — сказал он. — О растерзании плоти наших врагов. Тот, который она произнесла тем вечером. Да уж, она была права: на ахак-махаррском трудно говорить, если нет клыков.