Девять дней Дюнкерка - Дэвид Дивайн

Я человек отнюдь не сентиментальный, но когда я вспоминаю эту историю и думаю о своем брате Томе, который провел пять лет под началом такого же животного, как немец, освобожденный под Плэном, мне больно до слез, что миллионы невинных людей, подобных Тому, остались неотомщенными, что справедливость была поругана, а политиканство и произвол восторжествовали.

Однажды утром в начале апреля 1947 года в моем кабинете раздался телефонный звонок. Взяв трубку, я услышал безапелляционный приказ: «Сквайрс, немедленно зайдите ко мне».

Я сразу узнал резкий голос полковника Ферса – начальника отдела общеобразовательной подготовки при штабе британской армии на Рейне, где я служил в качестве офицера штаба в чине майора. Этот вызов не сулил мне ничего хорошего. Ферс вызывал своих подчиненных либо для того, чтобы прочесть им скучную нотацию, либо для того, чтобы дать какие-нибудь новые обременительные поручения.

Однако меня ожидал приятный сюрприз.

«Британская армия на Рейне получила директиву военного министерства составить брошюру для наших войск, – сообщил мне полковник Ферс. – Название брошюры – „Зачем мы находимся в Германии?“. Наш отдел должен принять участие в написании этой брошюры. Вы будете работать вместе с капитаном Эневером. Рассматривайте это как работу первоочередной важности».

Эта тема была мне по душе. Уже давно я сам пытался разобраться в вопросе о том, каковы задачи британской армии в Германии. Мне не приходилось писать подобных брошюр. Однако смею заверить, что к выполнению своей задачи я подошел с большой серьезностью.

Мои взгляды по этому вопросу сводились к следующему: британская армия находится в Германии для того, чтобы фашистское варварство никогда более не повторилось. Следовательно, задача нашей армии состоит в уничтожении корней германской агрессии и в обеспечении мира если не навсегда, то хотя бы для нашего поколения. Таково было содержание деклараций, подписанных нашим премьер-министром, и именно этого ожидали от нас простые люди во всем мире.

В таком примерно духе я и предполагал написать порученную мне часть брошюры – исторический очерк о положении Германии в период между двумя войнами. По моим замыслам, эта часть должна была подвести читателя к выводу о необходимости искоренения фашизма и обуздания германского милитаризма.

Но те выводы, к которым пришли капитан Эневер и я, а именно, что ответственность за приход фашизма к власти и Вторую мировую войну должны нести германские промышленники и генералы, не понравились ни подполковнику Бакстеру, просмотревшему наш вариант, ни полковнику Ферсу. Еще в меньшей степени эти выводы пришлись по вкусу генерал-майору Страттону (заместителю начальника штаба по административной части). Наш текст претерпевал одно изменение за другим, причем каждая новая поправка была направлена на то, чтобы смягчить вину германских милитаристов и реакционеров и отвлечь внимание читателя от необходимости уничтожения фашизма и милитаризма в Германии.

Однако даже вариант, представленный Страттоном, оказался слишком «радикальным» для штаба. В штабе хотели, чтобы в брошюре вина за приход Гитлера к власти была переложена на демократические организации, которые якобы предъявили «чрезмерные требования» правительству Брюнинга и тем самым не допустили компромисса с фашизмом.

Я был ошеломлен цинизмом этих рекомендаций штаба. Ведь историческая несостоятельность теории компромисса с фашизмом была ясна каждому мало-мальски образованному человеку. Именно эта теория и вдалбливалась в головы немецких рабочих в начале 30-х годов и немало способствовала приходу Гитлера к власти. Эта же теория имела тяжелые последствия для моей родины, ибо ее использовали сторонники политики «невмешательства», когда фашистские агрессоры напали на Испанию, а затем на Австрию и Чехословакию. Пока политиканы у меня на родине болтали о «компромиссе» и «невмешательстве», финансисты по другую сторону Атлантического океана вкладывали свои доллары в германскую военную промышленность, восстанавливали могущество германских монополий, вооружали до зубов Гитлера, готовя, таким образом, вторую мировую войну, удары которой обрушились и на нас.

Все эти мысли пронеслись в моей голове, когда я услышал об официальных установках штаба. Но в дальнейшем мне предстояло уяснить себе и многое другое. Попытка штаба фальсифицировать прошлое была не случайна. Искажая историю, наше командование пыталось создать «позитивную» программу, которая в противном случае всем показалась бы явно неприемлемой.

Дело в том, что в обстановке, создавшейся в Германии после Второй мировой войны, теория «компромисса» с фашизмом является не менее опасной, чем в 30-х годах, накануне захвата власти нацистами. Она опасна прежде всего потому, что помогала и помогает возрождению фашизма, разжигала и разжигает стремление к реваншу, оправдывала и оправдывает раскол Германии.

Логически следуя установкам о том, что нацисты пришли к власти в результате «чрезмерных требований» демократии, наши руководители в Германии считали своей обязанностью «умерить» требования демократов, а точнее говоря, включиться в борьбу против демократического движения. Борьба против демократии, само собой разумеется, влекла за собой сопротивление всяким социальным «новшествам», борьбу против ликвидации монополий, предусмотренной в Потсдамском соглашении, и, в конечном итоге, явно враждебное отношение к Советскому Союзу.

«Враг слева!» – этот лозунг полностью отражает политику, которую проводят наши военные власти в Германии. В соответствии с этой политикой, они начали лихорадочно воздвигать барьер против всякого влияния с Востока – со стороны советской зоны оккупации, стран Восточной Европы и Советского Союза. Наши политики очертя голову осуществляли раскол Германии на две совершенно обособленные друг от друга части.

Официальные историки датируют раскол Германии сентябрем 1949 года. Но в действительности раскол был совершен гораздо раньше. Уже в конце 1946 года, когда было принято решение об образовании Бизонии, в результате которого западные зоны были изолированы от восточной, раскол Германии стал по существу совершившимся фактом. Именно тогда мысль об объединении всех зон оккупации в единое германское государство была окончательно отброшена западными союзниками. На моих глазах барьер между Западной и Восточной Германией вырастал и укреплялся с каждым днем. В 1948 году зональные границы между западом и востоком Германии превратились в плотную стену.

Раскол Германии имел катастрофические последствия для страны.

Мне, как и любому англичанину, это особенно понятно, ибо ни одна страна в мире не зависит так от своих внешних торговых связей, как Великобритания.

Западная Германия, как известно, также нуждается в импорте сырья и продовольствия. До войны через германские порты ежегодно ввозилось огромное количество товаров. Большинство этих товаров попадало в районы Западной Германии.

И вдруг жители Западной Германии волею американских бизнесменов оказались отрезанными от половины человечества. Им сказали: «Живите так, как будто на свете существует только одно полушарие – западное. Связь с востоком строго воспрещается».