Тотальное преследование - Николай Басов

Он вообще многого не понимал в отношении Магиса к людям, чаше всего мекаф высказывался грубо и жестко и почти всегда с откровенным презрением к ним. Но и из этого Тому следовало понять их, мекафскую, психологию и их, если так можно выразиться, философию жизни.

А тут, опять же, было много неясностей. Получалось, например, что «губки» почти все свое время проводили в поисках удовольствий, что многие из них были… ну, по человеческому определению, пьяницами. Как-то раз, со многими предосторожностями, Магис потребовал, вероятно будучи навеселе, чтобы и Том отведал его пойла. По вкусу оно было похоже на грейпфрутовый сок, с приятной горчинкой и тонким ароматом, но… по мозгам ударило так сильно, что Тома пришлось уводить каким-то незнакомым сестрам, которые почти целиком были закрыты странными цветными плащами, похожими на общевойсковой комплект химзащиты, каким Том его помнил по временам недолгой службы в русской армии.

Еще Магис любил яркие краски и обычные, земные цветы. Помещение, где он обитал, было сплошь уставлено горшочками, кадками и порой необычными гидропонными системами с разными цветущими растениями. Но было ли это общим свойством «губок» или являлось характерной особенностью только Магиса – Том, как ни старался, так и не разобрал.

Еще захватчики очень любили лодироваться. Только не знаниями, не программами, повышающими объем сведений о мире, а чем-то, что вызывало удовольствия, и, как понял Том, не всегда даже разрешенным в их обществе. Как это было на Земле с порнографическими фильмами во времена до сексуальной революции. Но мекафы в целом обходили эти законы, не обращали на них внимания, потому что привыкли считаться только со своими желаниями и прихотями. Они были созданы, как полагали, именно для этого – повелевать и наслаждаться. Больше их ничего не интересовало. Работали они только по необходимости и по обязательствам, которые были чем-то сходны с ощущением стыда, свойственного, кажется, для восточных религий в прежние времена, еще до Завоевания.

О сложных культурных или социальных идеях, присущих захватчикам, они почти не разговаривали, потому что у Тома не хватало ни знаний языка, ни концепций, чтобы их адекватно усваивать. Но все же Магис пару раз оговорился, что их стремление к наслаждениям в целом сделало из них очень скверных бойцов. А теперь, когда почему-то в способности воевать у них возникла настоятельная нужда, даже необходимость, потому что они придумали для себя какие-то новые цели, это сказалось. И тогда, пояснил Магис, они решили захватить людей, которые постоянно занимаются войной, у которых это едва ли не главное занятие.

– Так вы знали о нас, о нашей цивилизации? – уточнил Том, услышав эту новость и сделав свои выводы.

– Конечно, знали, – отозвался Магис самодовольно. – О вас трудно было не знать. Вы и ваша планета чрезвычайно заметны, создаете очень ощутимые изменения на сотни светолет вокруг себя.

– Что же вы раньше-то… не приходили, не захватили нас? – спросил Том.

– А зачем? – удивился, кажется, Магис. – Разве это помогло бы нам наслаждаться? – Он даже подумал, прежде чем пояснить: – Это даже не развлекло бы нас, только породило бы проблемы, которые нам неизбежно пришло бы решать.

– Но сейчас-то вы их пробуете решить? – сказал Томаз.

– Не забывайся, костистый. Мы не пробуем решить, а решаем, понятно тебе? И решили уже почти все, осталось немногое… Да и то, что осталось, придется решать вам, для нас. И никак иначе.

«Ну, это мы еще посмотрим», – подумал Извеков. И решил: если от людей что-то зависит, то следует… освобождаться. Вот только подробностей, как это сделать, он еще не знал. Но почему-то был уверен, что со временем непременно узнает, если ему хватит на это отпущенного срока жизни.

Все случилось, как всегда и случаются самые нехорошие вещи, – неожиданно. Том сидел, копался в каком-то блочке, кстати, из скафандра Магиса. Очень уж его заинтересовал передатчик импульсов движения на руках мекафа, хотя Том и понимал, что никаких рук у «губок» нет. Вместо них по краям мантии висела какая-то бахрома, иногда очень пышная, десятка по два отростков, иногда меньше, но в общем – бахрома, посредством которой мекафы могли выполнять тонкую и точную работу, почти как люди руками.

Только этот датчик был сложнее, и из его устройства выходило, что мекафы умели как-то соединять свои… пальцы. Перегруппировывали в них мышцы, сливали их воедино и получали три или четыре очень сильные руки разом. Этими усиленными отростками они могли уже управлять оружием, поднимать тяжести или, при желании, опутывать врага во время рукопашной… Если такую борьбу, например, с человеком кто-то попытался бы придумать. Вот об этом Извеков и думал и был, конечно, не рад разбушевавшейся фантазии.

Но такое с ним случалось в последнее время часто. Не мог он удержаться в рамках обычных человеческих представлений. Все время из его сознания или подсознания, как из ящика пресловутой Пандоры, выскакивали представления о таких вещах, что оставалось только диву даваться. В общем, как ни давил он эту особенность в себе, ничего не получалось.

Потом Извеков понял, что рядом с его рабочим столом кто-то стоит и внимательно за ним наблюдает. Том поднял голову и обнаружил, что это сержант космопехоты. Оставаясь в полумраке, который царил в мастерской, сержант следил жесткими глазами за тем, как Том пытается разобраться в механизме, лежавшем на ярко освещенном тремя лампами столе. Из-за чрезмерно яркого света и перенапряжения зрения Извеков не понял выражения лица сержанта.

– Да? – вежливо спросил он. – Вы что-то хотели спросить?

– Нет, – отозвался тот каким-то сиплым голосом. – Работайте.

И Том снова склонился над устройством. Механическую часть он уже понимал хорошо: серводвижок, маленький, миниатюрный даже, но мощный, способный развивать усилие в десятки килограммов. Для такой крохи это было невероятно, может, его тоже следовало бы разобрать, чтобы понять, как стальные волокна, уложенные в пучки, похожие на нормальные живые мускулы, вдруг развивают такие усилия… Но, в общем, с этим можно было подождать. А вот как посредством ощущения контакта с чем-либо в сознании мекафа возникает управляющий испульс?.. И почему вот в этом маленьком зернышке этот испульс усиливается?..

– Тогда не стойте над душой! – огрызнулся Том.

– Мне нужно… – сержант запнулся. Отошел, сел на кушетку и обмяк. Достал сигару, стал ее обнюхивать, потом пожевал, достал зажигалку.

– Не стоит тут курить, – сказал Том. – От дыма некоторые приборы начинают врать, а настроить их сложно.

– Это от тебя, парень, приборы начинают врать, – пробурчал сержант обиженно, но сигару не зажег. Жевал табак, как соску, с удовольствием перекатывая по губам.

– Как так? – не понял Том.

– Да все врачи и медсестры говорят, стоит тебе подойти к больному, у того и пульс меняется, и сердце успокаивается или, наоборот, начинает работать. Они грешат на приборы, но я-то думаю… Думаю, это из-за тебя происходит.