Тотальное преследование - Николай Басов

Потом, уже одевшись, он снова пополз. Трудно, едва удерживаясь от слабости на скользких и гладких стенках воздуховода, он полз и полз, иногда почти отчаиваясь, сомневаясь, что когда-нибудь вообще сумеет выбраться из этих лабиринтов. Но и с этим он справился. И нашел место, кажется, вполне безопасное, где можно было, отвинтив решетку, выбраться наружу. Он стал крутить винты и тогда услышал странные звуки. Они были и знакомы, и совершенно чужды ему. Лишь прислушавшись – настороженно, как дикое животное, – он понял, что это долетает до него откуда-то человеческая речь. Тогда он полез дальше, пробуя найти место, где людей нет.

Он выбрался, кажется, в самом безлюдном месте города… если такое слово можно было определить, вспомнить и применить?.. Он выбрался и попробовал привинтить решетку на место. И тогда-то впервые выпрямился, одернул комбинезон. Тот был старым, грязным и висел на нем, как на вешалке. Но он все же был одет и таким образом не привлекал к себе чрезмерного внимания.

Он пошел по коридорам, вышел в какой-то зал, где было – страшно подумать! – почти два десятка людей и где на искусственных газонах росли трава, низкие деревья и, кажется, цветы. Ну, такие яркие, странных форм… Тут же стояли лавочки. На них сидели эти самые люди. Он собрал свою волю в кулак и прошел мимо них. Люди мерили его странными взглядами, кто-то даже замолкал. То есть разговоры обрывались, когда он проходил мимо, но он все же мог тут ходить. Кажется, человека – существо, которое имеет право и возможность тут находиться, – они в нем все же признавали.

Потом он нашел вывеску, изображавшую чашку кофе и что-то, похожее на сложно выпеченный хлеб. Прочесть название он еще не умел – эта часть мозга у него еще… не проснулась. Или отмерла вместе с прежней кожей?.. Он запаниковал, но попробовал не показать этого. Вошел. Тут было малолюдно, за столиками сидели разные люди. Некоторые разговаривали, некоторые что-то ели и пили. Вот это ему сейчас было нужнее всего.

Он подошел к стойке. Торговец, суровый, даже злой на вид, как сторожевая собака, поднял на него взгляд.

– Еще один… клиент, – сказал торговец, хотя тот, кто стоял перед ним сейчас, его еще не понимал. – Деньги-то у тебя есть? – Незнакомец вытащил пару бумажек, бармен кивнул. – Ну, этого слишком много, парень. Ладно, присаживайся в углу, чтобы чистую публику не пугать. А то подумают, что трущобы наши уже здесь начинаются… Сейчас тебя Клара обслужит.

Он все же больше догадался по жесту, чем понял, чего от него ждут, но этого было достаточно. Он ушел в самый дальний угол и стал ждать. Подошла Клара, поставила кружку, налила из кофейника что-то темное и ароматное. Спросила что-то, он кивнул. Спустя пару минут она принесла поднос, где были булочки с каким-то желтым кремом, поджаренное мясо, два яйца и сбоку – какие-то салатики.

Он накинулся на снедь и лишь тогда заметил, что делает что-то не то или не так. Все смотрели на него, а он, оказывается, ел, впихивая в себя поджаренный бекон пальцами обеих рук, роняя крошки булочек и капая глазуньей себе на грудь. Он опомнился, виновато улыбнулся и попытался вытереться салфетками. Клара – добрая душа – ему помогла. Потом похлопала по плечу и что-то сказала. Он опять не понял, но снова кивнул.

Постепенно к нему возвращалась способность понимать слова полностью. Люди говорили. Очень много говорили. Но, может быть, это было такое место, где полагается много говорить? Этого он не знал, но мог бы с этим примириться.

– Нет, ты только подумай! Этот наш новый хмырь, который только что прилетел с Земли, – чечако, каких я еще тут не видел! А уже пристает, почему у меня такая низкая квалификация…

– Джейка, я звонил тебе вчера, а ты даже не отозвалась… Мне же было нужно!..

– Март, ты всегда требуешь невозможного, а я, так и знай, всегда буду платить свою половину счета, что бы ты при этом себе ни воображал…

– Кло – она не то чтобы дура, она просто одинокая и всем завидует…

Обычные слова, обычные разговоры людей. Не очень даже интересные, если не думать о словах, которые они при этом произносят. А вот слова были интересны. Он вдруг понял, что говорят они на том английском, который уже давно стал международным, на котором должен уметь разговаривать каждый, кто хочет ориентироваться в мире. Для пробы он прошептал про себя несколько слов, и у него в общем-то получилось.

И вдруг он забыл и про слова, и про людей вокруг, и даже про еду перед собой. На стене за барной стойкой висели электронные часы. Они показывали время, которое иногда сменялось точной датой – вероятно, датой нынешнего дня – с указанием месяца и года. Для пересчета земных суток на нынешнее, локальное время это было необходимо. И показывали они… Он не поверил своим глазам, для верности пересчитал в уме еще раз, потом еще…

Оказалось, что он отсутствовал – вернее, провел в том бункере, где скрывался, – полгода без пары недель. Это было… необъяснимо, невозможно, невообразимо! Ведь у него было мало пиши, и воды имелось всего-то на три месяца, следовательно, жить он мог не больше, чем… эти два-три месяца. Но он прожил – там, в бункере – почти полгода и даже вернулся к людям! Как же это ему удалось?!.

Гостиница была грубой, как ругательство, и находилась на самом краешке того района, который во всем Тихуа считался самым неблагополучным. Том присмотрел ее, когда выбирал место, где мог бы отсидеться. Позже он решил, что так рисковать не стоит, и выбрал себе самый, как оказалось, надежный вариант с бункером. Но вот эту гостиницу почему-то запомнил, и она сейчас пригодилась.

Мрачный тип с татуировками по всему предплечью, одетый в жилетку из псевдокожи, не поднял головы, пока Том не подошел к нему. Лишь тогда взглянул из-под насупленных бровей. Он был очень похож на Брежнева последних лет, только был покрепче физически. Мускулы, хоть и заплывшие жиром, так и играли у него на волосатой груди. И взгляд у парня был таким же, как ругательство, и говорил он, словно человеческий язык пытался выучить у горилл или шимпанзе… А впрочем, благородные приматы были не виноваты. Этот, с позволения сказать, рецепционист сам был виновен во всем: и в своей внешности, и в своей жизни, и в манере разговаривать.

– Чего надо?

– Комнату.

– Ты что, один будешь этим заниматься? – хмыкнул татуированный. – И даже журнальчик не захватил с собой?

Том не понял, поднял удивленно брови.

– Это я так, – махнул рукой «примат». – Обычный-то наш бизнес – парочки, которым нужна комната на час, на два… Женатые, которые решили развлечься на стороне. Ну, и девки, конечно.

– Мне на сутки, нужно привести себя в порядок, – сказал Том, так и не придумав еще, как себя называть, – и подумать кое о чем.

– Подумать – это я понимаю, – важно согласился татуированный. – Плата наличными, вперед, душ – по коридору.

– Мне нужен душ в номере.

– Тогда в три раза дороже, почти по таксе для блудодеев…