Тотальное преследование - Николай Басов

Разумеется, он также обеспечивал и слежку едва ли не за каждым значимым работником и жителем Тихуа. Это Томаз тоже хорошо чувствовал. Он вообще настолько хорошо настроился на этот чудовищный, по прежним человеческим меркам, суперкомпьютер, что совсем упустил из виду людей, разучился придавать им значение, а это было неправильно… И конечно, за это пришлось расплачиваться.

Оказалось, что за Извековым наблюдал не только комп, но и люди. Они-то не потеряли интерес к другим… индивидам, как это почему-то получилось у Тома. Они его рассматривали, прикидывали, что он за человек, может быть, даже думали о том, кто он есть на самом деле. А потом случилось так, что одна очень красивая женщина вдруг стала оказывать ему знаки внимания. Проявлялось это сначала не очень явно. Иногда она придерживала местечко, где он любил поглощать свою порцию калорий в обеденный перерыв, а иногда и вовсе звонила во время долгих ночных дежурств по внутренней связи, чтобы поболтать.

Том терпел, терпел, да и спросил ее как-то, когда она вдруг решила проводить его чуть ли не до каюты, которую он занимал. Они шли по широкому и довольно многолюдному по местным меркам коридору. В нишах его были даже установлены не примитивные освежители воздуха, а настоящие пальмы. Том повернулся к ней:

– Тамара, почему вы обо мне печетесь?

– Не догадываешься? – Она улыбалась, но как-то грустно не вполне радостно. – А может, я влюбилась. – По-английски она говорила с сильным акцентом.

– Вздор! – Он был уверен, что говорит правду. – В меня нельзя…

– Много ты про себя знаешь!

– Достаточно, чтобы задать этот вопрос.

Тамара вздохнула, поправила свои черные как смоль волосы. Посмотрела в упор – она была настолько высокой, что глаза их оказались почти на одном уровне. Такое у Тома было только с сержантом Нго. Но когда это было?.. Хотя, если подумать, не так уж и давно – всего-то считаные месяцы прошли.

– Хорошо, я отвечу. Ты же не англичанин, хотя говоришь так, что даже местных можешь обмануть.

– Верно. – Он все еще маскировался, вернее, пытался. – Я из южноафриканцев.

– Ты такой же южноафр, как я мекаф. – Она улыбнулась даже с некоторой злостью, хотя чем эта злость была вызвана, Том не понимал. – Ты – русский. И, может быть, даже бывал у меня на родине. Ведь ты иногда понимаешь, когда я разговариваю по-своему.

– Ничего, кроме «гамарджоба», не знаю.

– Зачем врешь – не понимаю, но определенно… врешь!

– Поговорить на родном языке захотелось? Так не получится. – Теперь он пытался поймать ее взгляд.

– Человек вообще редко понимает, что и зачем делает. Он просто делает это, – убежденно сказала Тамара. – А потом оказывается… Оказывается, что это было ему нужно. – Она решилась. – Вот ты определенно мне зачем-то нужен. Для того чтобы… Ну, в общем, понятно. А что нужно тебе?

Ему ничего толком понятно не было, но он не знал, как в этом признаться. И еще он удивился ее напору. Он уже давно заметил, что почему-то вызывает у некоторой части… слабого пола вот такую, заметно агрессивную реакцию. Они зачем-то хотели его покорить, почти завоевать, чтобы держать при себе, в своей и только в своей собственности.

– Мне нужно научиться толково работать, чтобы не ощущать себя недоумком. Пока у меня не слишком получается.

– С этими кибермедами и впрямь беда, – сказала Тамара, думая о чем-то другом. – С ними никто не может до конца разобраться. Такое впечатление, что даже не люди ими управляют, а они людьми повелевают. – Неожиданно она почти вдохновилась: – У нас знаешь какие врачи перед ними пасовали? Тебе и не снилось, что порой в операционной происходит.

– Стоп, так ты что же – врач?! Хирург?..

– Хирургическая сестра, – поправила она. – А ты не замечал?.. Я за ним уж не знаю сколько времени хожу, чуть не на шею вешаюсь, а он – не замечает! – И почти без паузы Тамара стала говорить то, что и хотела, собственно, высказать: – Ты вот что, Николас, ты… В общем, что ты скажешь, если я у тебя хотя бы на сегодня останусь? Вдруг что-нибудь из этого получится?.. Попробовать-то можно или, с твоей точки зрения, не стоит?

– Я не готов, – честно сказал Извеков и, попрощавшись холоднее, чем Тамара того заслуживала, ушел.

Некоторое время они больше не разговаривали и едва здоровались при встречах. Хотя у Тома сложилось впечатление, что встречаться они стали едва ли не чаще, чем прежде. Как-то Тамара так устраивала, что теперь ей нужно было очень часто заглядывать в инженерно-технический блок госпиталя, где Томаз оккупировал пару столов. На одном он чинил, паял, проверял, настраивал, разбирал и собирал, а на другом писал отчеты и в ящиках этого стола хранил кое-какие инструменты и запасные детальки.

Тот разговор заставил Тома обратить внимание, как решались всякие бытовые и моральные проблемы в этой среде, в этом городе. Оказалось, что решались они так же, как везде, где были люди – мужчины и женщины, которые всегда нужны друг другу.

Кто-то за кем-то ухаживал; кто-то, иногда с прямотой, свойственной именно медикам, устраивал какой-то конкубинат в разных формах; кто-то откровенно блудил, не вдаваясь в тонкости эмоциональной сферы… А может, и не имел вовсе этой самой эмоциональности, которая, что ни говори, всегда сопутствует влечению, влюбленности, сожительству… А потом у Тома снова все слегка нарушилось, и, может быть, даже не слегка.

Он получил возможность подключиться к головным аппаратам, которые, конечно, вовсе не были машинами для лодирования. но зато умели очень неплохо передавать информацию – чистую информацию о городе и о Луне в целом.

Эти головные приборы были двух вариантов: с настройкой на волновые характеристики мозга человека, и другие, по виду более навороченные, хотя – уж Том-то это знал, что называется, из первых рук, сам их неоднократно настраивал, – приспособлены они были всего лишь для того, чтобы инициировать волновые явления в мозгу реципиента посредством видео– и звукоряда, но при этом они иногда вызывали отчетливые фантомные, то есть мнимые, ощущения. Вот эти-то, вторые, сначала показались Извекову интереснее. Потому что стоило натянуть на голову специальный шлем, как сразу человек попадал в другой мир, где можно было… очень многое. Настолько, что Том, при его-то доступе к этой технике и при его квалификации, не мог всего охватить, не мог даже оценить по достоинству.

Тогда он принялся просто глотать информацию. Полноценным лодированием это, конечно, не было, но как некий заменитель, грубый аналог – вполне годилось. И вот что Том узнал. Тихуа был заглублен в лунный грунт почти на двести метров, но кибермозг, который управлял городом, настолько точно фиксировал разного рода изображения на множестве мониторов, которые заменяли тут настоящие иллюминаторы, что большая часть людей даже не подозревала, что обитает в настоящей пещере.

Еще Извеков узнал, что мекафов в Тихуа не очень много, всего-то около полутысячи. Оказывается, «губки» с самого начала высчитали, что сумеют обеспечить надежный контроль, если их будет внедрено в человечество в соотношении один к ста, и эта норма неукоснительно выдерживалась. Конечно, далеко не все из них были «служивыми», около трети из этого числа оказались… Наверное, их можно было назвать детьми, ребятишками. Они были не очень развиты, не слишком умны или эффективны при любом социальном использовании. Около трети или чуть больше… Наверное, это были женщины, или какой-то аналог женского пола, потому что главной их обязанностью было делиться. Когда из одного мекафа получалось две особи. То есть, как Том подозревал давно, они размножались партеногенезом. Только рожали мекафки, если их так можно было назвать, очень редко и не потому, что требовалось выдерживать пресловутое соотношение «губок» и людей. Скорее, потому что им этого попросту не хотелось, или жизненная сила в них каким-то образом не была по-настоящему настоятельной, требующей новых рождений и новых мекафов… Или было что-то еще, чего Томаз не понимал. Так или иначе, но в Тихуа в госпитале для них был создан целый родильный комплекс. Но он пустовал, в нем почти никогда не было… ни одной пациентки. А если кто-то из мекафок появлялся, то поднималась настоящая буря. Все врачи тут же принимались ухаживать за… господствующей расой, чтобы, не дай бог, чего-нибудь неприятного не произошло.