Между Ницше и Буддой: счастье, творчество и смысл жизни - Олег Цендровский

Напротив, добровольная конфронтация задействует в живом существе блоки нейронных сетей, отвечающих за активное оборонительное поведение и изучение среды. Это режим не жертвы, а хищника и исследователя. При таком положительном стрессе происходит общая активация, и тот же самый повышенный уровень кортизола запускает факторы роста, в том числе роста нервной ткани, и увеличивает умственные способности (повышается метаболизм префронтальной коры).

Когда вместо того чтобы ждать, пока нависающие угроза, проблема или задача сами обрушатся на нашу голову, мы добровольно беремся за них, это кардинально меняет наше внутреннее состояние и мобилизует силы. Хотя это не гарантирует успеха, но является лучшей ставкой в большинстве ситуаций, и не случайно именно этот подход лежит в основе всякой работающей психотерапии фобий. Если пациент страдает фобией, то лишь постепенная, дозированная и все возрастающая экспозиция пугающему стимулу придает мужество, необходимое, чтобы хоть как-то преодолеть рамки своих страхов. Бегство и затаивание только истощают его и этот страх усугубляют.

Второй механизм, вовлеченный в работу принципа достаточной ответственности, сопряжен с устройством системы эмоционального вознаграждения. Положительные эмоции, вырабатываемые в первую очередь дофаминовыми нейронами вентральной покрышки мозга, сопровождают продвижение к поставленной цели и в меньшей мере само удовлетворение потребности. Благодаря этому успешные модели поведения закрепляются в нашей памяти, а неуспешные отбраковываются отрицательными переживаниями. Потребности и цели, однако, не все одинаковы, а находятся в определенной иерархии, отражающей их текущую важность, так что размер дофаминового вознаграждения должен эту расстановку приоритетов и ценностей учитывать.

Но как системе определить, за что похвалить больше, а за что меньше? Это не могут быть показатели в абсолютных значениях, ведь что для одного много, для другого уже мало, а что хорошо сегодня, завтра уже может никуда не годиться. Количество дофамина и других эмоциональных нейромедиаторов потому относительно и находится в связи с тем, как наш мозг воспринимает имеющийся у нас набор возможностей и их вероятностей.

Это не только интуитивно понятно, но и было продемонстрировано во множестве экспериментов, например Вольфрама Шульца (2010 г.). Обезьян научили нажимать рычаг, и за выполнение этого простого задания они получали одну изюмину. Мозг, разумеется, награждал их за этот благой результат порцией дофаминовой радости. Затем происходил приятный сюрприз: за то же задание начали давать две изюмины, и в ответ дофамина в обезьяньем мозге стало намного больше. Однако счастье быстротечно, и экспериментаторы вернули все на круги своя, вновь вознаграждая за нажатия на рычаг лишь одной изюминкой. В ответ на такую подлость уровень дофамина не только не повышается, а падает ниже базового уровня. То, что недавно было прекрасным раскладом, в свете новых данных перестало им быть. Мозг иначе оценил набор имеющихся возможностей, так что одна изюминка – причина уже не для радости, но для страдания.

Этот простой пример показывает, что в мозге многих животных, как и человека, всегда присутствует модель того, на что мы можем реально рассчитывать, и именно в опоре на нее работают центры положительных и отрицательных эмоций. Если у начинающего бизнесмена есть состояние в один миллион долларов, и он внезапно получает еще один, душа его пускается в пляс. Но тот же подарок судьбы, преподнесенный человеку с пятьюдесятью миллиардами, вызывает лишь ленивый зевок и в лучшем случае дофаминовый отклик, как от съеденного на завтрак круассана.

Человек бессознательно чувствует, пускай и не с безукоризненной точностью, насколько поставленные им задачи расходятся с его действительными силами. Это соотношение между объемом добровольно взятой на себя ответственности и ощущаемым потенциалом можно назвать коэффициентом самореализации личности. Если его значение низко и задачи чересчур малы, то индивид отделен от высших возможностей своей жизни: не только полноценный рост, но и подлинное счастье становятся невозможны. Бессознательные слои психики хитры и скупы, они берегут лучшие угощения, пока мы не озаботимся тем, что – как они знают, и как знаем мы сами – этих поощрений заслуживает.

Это в интересах не только отдельных людей, но и общества, чтобы составляющие его индивиды привели себя в порядок и не умаляли собственных сил, найдя им достойное и полное применение. Только в этом случае они могут сделать наибольший вклад в общее течение жизни. Неустроенность общества является следствием неустроенности людей, которые не понимают собственной природы и блага и потому движутся по ложным маршрутам. Эксцессы их невежества и самопредательства порождают чувство гложущей пустоты и разочарованности, которые затем агрессивно вымещаются на окружающем мире или топятся в заранее обреченных на поражение актах потребления.

В форме героического мифа человечество раз за разом формулирует фундаментальный принцип личного и общественного развития – принцип достаточной ответственности. Он же есть одновременно и важнейший компонент счастья, поскольку только добровольно взятая и соразмерная ноша воспринимается легкой и вселяет в ноги прыть. Отсутствие же на спине такой поклажи делает путь тягостным, вялым или по крайней мере пустым и серо-безразличным. Главная же ответственность, лежащая на всяком индивиде, состоит в том, чтобы непрестанно совершенствовать свое понимание, как правильно проживать эту жизнь и воплощать добытое знание на практике. Лишь изнутри этого живого центра ветвятся все прочие людские цели и задачи, в которых необходимо навести порядок – установить между ними иерархию и очередность.

Из тысяч мифов и символов, порожденных коллективным сознанием человечества, история Одина – верховного бога германо-скандинавского пантеона – стоит особняком. Ей удалось с несравненными лаконизмом и яркостью проиллюстрировать основополагающую этическую истину – тот тернистый путь, что ведет ко всякому значимому внутреннему достижению и качественному скачку.

Стремясь к обретению мудрости, потребной, дабы править мирозданием, Один предпринимает, казалось бы, нелепый шаг: он сам подвешивает себя за ногу на Мировом древе Иггдрасиль. Один день сменяется следующим, голод и жажда мучат его, холодные ветры и хищные птицы терзают тело бога. Уже девятый день минул и девятая ночь на исходе, свет жизни начинает гаснуть в Одине, и вот в последней предсмертной агонии он устремляет свой взор на землю и ему открывается высшее знание, магия рун. Веревка лопается, а бог падает вниз, перерожденный.

Но и того Одину мало, ибо ему известно, что в Йоттунхейме, стране великанов, бьет волшебный источник, один глоток воды из которого дарит высочайшую мудрость. Великан Мимир, его дядя, охраняет источник и никому не дозволяет испить из него. Лишь после долгих увещеваний Одина Мимир уступает, однако требует, дабы взамен бог собственноручно вырезал себе глаз. Без колебаний Один берется за нож и исполняет требуемое. Наполнив затем рог водой и осушив его одним глотком, Один наконец приобщается к вожделенной им мудрости и своим единственным глазом начинает видеть лучше и дальше, чем когда-либо видел двумя.