Между Ницше и Буддой: счастье, творчество и смысл жизни - Олег Цендровский

Ницше принадлежат известные слова: «Was mich nicht umbringt, macht mich stärker», – «Что меня не убивает, делает меня сильнее». Люди часто пытаются неуклюже перетащить их на себя, игнорируя тот факт, что это автобиографическое наблюдение не имеет к ним ни малейшего отношения и вряд ли будет его иметь – путь в эту точку слишком сложен, долог, а экскурсий туда не водят.

Однако даже если осмелиться присоединиться к этим словам, правомерно поиграть с Ницше в лингвистическую игру, в некотором смысле перевернув их. Только то, что нас убивает, может сделать нас по-настоящему сильнее. Тот, кто боится такой «смерти», теряет возможность переродиться для новой жизни. Когда хаос обрушивается, мы должны уметь взять от него то, что не может предложить порядок: ждущую обуздания творческую мощь, понимание наших границ, слабостей и уязвимостей, свободу и полноту возможностей. Подобная «смерть» открывает пути новому началу, если мы оказываемся достаточно сознательны и смелы, чтобы по ним пройти.

* * *

Подводя итоги, мы должны пересмотреть свое отношение ко всем трем группам стрессовых факторов и произвести рекалибровку устаревших шаблонов восприятия. Прежде всего, следует полюбить стихию творческого дискомфорта, увидев его подлинную природу. Ощущаемые в процессе высвобождения энергии уколы стресса, если всецело принять их и перестать сопротивляться, окажутся нежны и сладки. Это именно вызов и возможность, но никак не угроза, и во всяком случае они намного лучше бездействия как по сути, так и по плодам. То же самое верно в отношении неудач, разочарований и утрат. Пускай они угрожают реестру нашего «имущества» и планам по его умножению, но одновременно стимулируют рост куда более важных внутренних условий жизни.

Наконец, большая ошибка совсем открещиваться от явно разрушительных воздействий, от тех громов и молний, что периодически сыпятся с небес. Следует, подобно мифологическим героям, прятать их в мешки и банки, осваивая заключенную внутри необузданную силу. Некоторые полезны сами по себе – речь о малых укрепляющих дозах хаоса в эффекте гормезиса. Другие же, несомненно, вредны, но выбор режима угрозы и жертвы, а не вызова и конфронтации делает их только опаснее. Кроме того, критическая ситуация зачастую открывает дорогу к качественному скачку. Пытаться полностью оградить себя от хищных проявлений жизни и выстроить вокруг райский сад не только лишено смысла, но и идет вразрез с нашими интересами.

Как верно свидетельствует библейская история, нет такого райского сада, где не таилась бы змея, и как раз изнеженность делает беззащитными перед ее коварством. Все формы стресса несут положительный заряд, и искусство состоит в том, чтобы сперва увидеть их природу, тем самым счистив с себя львиную долю негативных эмоций, а затем отыскать меру – точку равновесия между «слишком мало» и «слишком много». В этом мы можем положиться лишь на метод личных проб и ошибок.

Человек испытывал потребность в том, чтобы осмыслить окружающий мир и свое положение в нем, за много тысячелетий до возникновения религии, философии и науки. Плоды этой потребности кристаллизовались в форме мифов – небольших историй о существенном, одновременно и буквальных, и символических по содержанию. С возникновением более совершенных способов познания мифы все дальше отступали на задний план, однако имеется сюжет, которого это ни в коей мере не коснулось. Сегодня, как и встарь, он живее всех живых и заново рождается и умирает на страницах книг, экранах и в головах людей. Более того, можно ручаться, что пока человечество существует, он продолжит притягивать, вдохновлять и направлять людей.

Речь идет о героическом мифе – явлении настолько универсальном, что его ключевые черты одинаковы в любую эпоху и в любом регионе мира, будь то Америка, Африка, Австралия или Евразия. Тысячи народов на протяжении всей известной нам истории культуры и совершенно независимо друг от друга пересказывают один и тот же сюжет. Было бы ли это возможным, если бы в нем не была выражена некая истина, настолько существенная и очевидная, что она была многократно сформулирована и сохранена во всех уголках Земли? В любом случае непростительным легкомыслием будет обойти его стороной и не попробовать разобраться в том, что с такой настойчивостью порождало и все еще порождает коллективное бессознательное homo sapiens.

Классический миф о герое начинается с того, что стоящий в центре повествования индивид, человек это или божество, живет упорядоченной и по своим меркам довольно обыденной жизнью. Он не напрягает собственных сил, не пытается выяснить, на что способен, и пребывает в пространстве известного, где все вяло и движется по проторенной колее. С неизбежностью, однако, наступает момент, когда обстоятельства внезапно меняются: судьба посылает знак или бросает вызов, и это ставит его лицом к лицу с великой задачей, кажущейся стороннему наблюдателю непосильной. Он оказывается на распутье и должен сделать выбор.

Индивид может отказаться и раз за разом отвергать призывы фатума – тогда его ждет скорая гибель или прозябание в бесполезности и безвестности. Он может добровольно принять вызов – тогда он вынужден оставить обыкновенный мир позади и оказывается в том или ином смысле в изоляции, наедине с собой и своей задачей. Он выходит за рамки повседневной реальности и вступает в область неизведанного, в область хаоса, где подвергается многочисленным испытаниям, требующим высочайшего напряжения сил. По мере продвижения вперед он получает неожиданную помощь от волшебных помощников и подвергается не менее неожиданным нападениям недоброжелателей.

В горниле борьбы герой претерпевает глубокую личную трансформацию и выходит на иной пласт существования. Наконец, он добывает магическое сокровище, убивает чудище или выполняет иную продиктованную обстоятельствами миссию. Тем самым он приносит огромные блага всему сообществу, в которое затем возвращается. В некоторых случаях герой отказывается вернуться, удаляется из обыкновенного мира навсегда или же жертвенно погибает.

Пожалуй, самым лаконичным и структурно полным воплощением архетипа героического пути будут не хорошо знакомые западному читателю древнегреческие или скандинавские сюжеты, но миф о Будде. В кратком изложении эта история такова. В Северо-Восточной Индии, у царя Шуддходана из небольшого народа шакьев родился мальчик, которого нарекли Сиддхартха Гаутама. Сиддхартха было его первым именем, дословно означавшим «Достигший цели», а Гаутама – фамильным. Царь призвал астролога, и тот на основании исследования многих признаков объявил, что принцу суждено стать или властелином всего мира (чакравартином), или Буддой – прозревшим истину святым и избавителем от страдания.

Царь был человек хоть и умный, но мирского и весьма прагматичного склада ума, поэтому всем сердцем возжелал своему сыну первой участи. Он решил обустроить жизнь Сиддхартхи так, чтобы ничто не толкнуло его на путь философских размышлений о горестях и судьбах человечества. С самых юных лет сын царя жил в великолепном дворце, жил безмятежно и в окружении роскоши, огражденный от всех печальных реалий существования. Принц почти не покидал пределов дворца, а если такое и случалось, то царь заботился, чтобы ему на глаза не попалось ничего, что могло бы его огорчить.