Дамнар: Неведение - Марина Якунина

— Зря… Настоятельно рекомендую обзавестись чем-то подобным, — сейчас Сет был бы только рад получить кинжал под ребра. Тьма уже сошла с его лица. Слов, чтобы вернуть утраченное единомоментно, не находилось. "Кажется, я действительно стал слишком сильно быть похож на отца".

— Джастин? Сет? Что происходит? — встревоженный голос Олафа, идущего к кухне прервал самобичевание.

— Ничего особенного… Поминки. Не забудьте отпраздновать, — Князь с усилием отвел взгляд от онемевшего от пережитого Джастина, и отправился в свою каменную нору. На него горячими волнами нахлынул обжигающий стыд за содеянное. А следом чувства затопила всепоглощающая тоска от осознания, что поминки были по дружбе.

Силавия, получив весть о кончине Аэлдулина, была безутешна. Горе убило едва начавшее формироваться под её сердцем их общее дитя, что окончательно похоронило веру в какое-либо будущее. Он ушёл в поход настолько внезапно, что эльфийка не успела ему рассказать. Переход из одного мира в другой не вызывал никаких чувств — она была совершенно опустошена и безразлична к происходящему.

Семья сильно обеспокоилась её состоянием. Она не вела счёт лекарям. Другие мужчины интереса не вызывали. Невероятным образом привести её в чувство смогли Селфис’харлан и Клэр.

Младший брат Аэлдулина… По словам Селфиса, именно его руки были обагрены кровью любимого. До эльфов тогда уже дошли слухи, что Сехфир стал наследником Итернитаса. Клэр же знала, что его отец, первый дамнар, из-за которого началась гибель Вириди Хорта, желал женить отпрыска.

Как же она мечтала отомстить! Эльфийка знала, что физический вред нанести вампирам, а уж тем более дамнарам, почти нереально. Но она могла попытаться найти их слабые места. Собрать документы, слухи, письма… Наблюдать. И передавать, что возможно, своему Королю.

Она была полна суровой решимости, когда их с Клэр экипаж проезжал по ледяному мосту. Боялась, что в её глазах отразится слишком много ненависти, когда она встретится взглядом с молодым князем. Как же она оказалась шокирована, когда увидела, хоть и обезображенного глубокими шрамами, но вполне себе живого Аэлдулина!

И как же она рыдала в своих покоях, увидев свойственное вампирам бездушное безразличие. Обнаружить любимого живым, и осознать, что он всё таки мёртв. Это было совершенно невыносимо. Но зато она удостоверилась, что смерть и текущее состояние любимого действительно являлось делом рук Сета.

Её тошнило от мысли, что этот мерзавец может к ней прикоснуться, но она была готова на это. Она несколько лет тренировалась делать ментальный барьер, чтобы дамнар не мог подглядеть её память, если ему вдруг захочется. Селфис предупреждал, что Сехфир любил этим развлекаться в юношестве. Силавия сама являлась менталистом. Пошла против своих принципов, чтобы убедить Клэр в своей кандидатуре в невестки. Благо, вампирше нравилась женская кровь. Увы, с барьером не действовал морок — а Силавии приходилось самой залезать в мысли Клэр и поворачивать их в нужном эльфийке направлении… Но она была готова вытерпеть всё что угодно, лишь бы заполнить разъедающую душу пустоту.

Как же смешна была беспечность обоих кусачих братьев! Может быть, вместе с душой из тела выходил и разум? Никакой охраны. Частью себя она понимала, что в таком изолированном месте с кучей Волков в замке, ворам и наемникам взяться особо неоткуда. Да и репутация у Корвосов не способствовала привлечению искателей посмертных приключений. Но так, чтобы использовать настолько устаревшие и простые замки на дверях… И даже иногда забывать запирать.

Силавия по приезду пару раз напрашивалась в кабинет князя для аудиенции. Клэр рассказывала, что туда редко кто мечтал попасть добровольно, но эльфийке нужно было, чтобы там остался дух. Чтобы у князя не сразу возникли подозрения в воровстве документов — даже если её запах после посещения кабинета тайком останется, будет шанс, что Сет спишет это на то, что он не успел выветриться.

И какой же в кабинете был бардак… Даже с учётом того, что молодой князь явно пытался разобраться, хаос побеждал. Это было на руку эльфийке — взятые из вороха макулатуры документы погоды не сделают, пропажу обнаружат далеко не сразу, если обнаружат вообще. И самым удобным было время — полдень. И светло, и мёртвое семейство отдыхает, и Волки в ту часть замка особо не захаживают.

Она потихоньку передавала найденные обрывки исследований старого князя. Голубиную почту использовала исключительно для общения с семьей. Свернутые же трубочкой и герметично запакованные листы помещались в механического уруаха. Игрушка, напоминающее чучело продукта любви крота и неведомой рыбёшки. Силавия сразу распознала два вида чар — против ржавчины и против затупления. Кормить эту чудо-машинку надлежало небольшим цилиндрами. В спинку легко помешался тубус с запиской. При нажатии на внутреннюю кнопку еле заметно загорались глазки зверька, и он начинал зарываться в землю, беря курс к дворцу Синьяэстел. Зверек был слишком мал, чтобы наложенные чары как-то фонили, тем более в стенах такого невероятно огромного артефакта, как Итернитас. Механизм же не создавал никаких колебаний магических потоков — и заметить его мог разве что Флаум, захоти он вдруг поохотиться на кротов.

Увы, ждать уруаха обратно было очень долго. И спинка зверька маловместительна. Силавия как раз пыталась решить задачу, каким же образом передать Селфису сворованный дневник старого Князя. Отрывать постранично и передавать кусками? Как обнаружила на своей подушки цветок, напоминающий ланспринг, и короткую записку.

«Я не имею права выдавать себя, но у меня больше нет сил держать маску безразличия. Вы уже давно забыли меня, и мой лик обезображен. Я не смею докучать вам своим присутствием и ни на что не рассчитываю. Позвольте лишь подарить вам скромный цветок в эту студеную пору. Надеюсь, что хоть на миг воспоминание сможет согреть вас так же, как и меня».

Силавия узнала почерк. В Вириди Хорте они с Аэлдулином часто обменивались милыми записками. Только тогда он с ней был не на «вы», и называл её мотыльком. Он всегда был робок, даже несмотря на достаточно богатую семью и личные успехи. Вероятно, стеснялся человеческой крови и слабой способности к магии. А может быть, это была врожденная скромность — ей было плевать. Решительности ей всегда хватало на обоих.

Но эта записка разодрала реальность и уверенность в лоскуты. Мертвецы лишены светлых чувств. Подобная сентиментальность была выходящей из ряда вон, хоть они и могли создавать имитацию эмоций.

«Молодой Князь что-то заподозрил и решил подобраться, играя на чувствах? Как же это низко...» — Силавию начало трясти от злости. Она даже не думала в этот момент, чем может обернуться обнаружение её воровства. В сердце клокотала ярость. Боль утраты, притихшая на время, вновь начала жечь глаза, выходя слезами. Больше всего в жизни ей в тот момент хотелось, чтобы записка Аэлдулином была написана искренне, но эту мечту она окрестила несбыточной и заперла на засов в стенающем сердце.

Дневник старого Князя она на всякий случай запрятала, решив вернуться к этой задаче позже. Для начала стоило попробовать поиграть по их правилам. Она умылась, переоделась в скромное традиционное платье и приколола засушенный ланспринг булавкой к груди. Теперь нужно было подгадать момент и показаться с ним на глаза мертвецу, который раньше был её возлюбленным, и сыграть свою роль.