Когда поют сверчки - Чарльз Мартин

– И еще, Боженька, где бы сейчас ни был этот врач… – Она снова на секунду замолчала, подбирая слова. – Пожалуйста, сделай так, чтобы он узнал: он мне очень нужен! Аминь.

– Аминь, – повторил за ней Чарли, но моей руки не выпустил. Когда же я осторожно попытался освободиться, он притянул меня к себе. Глаза Чарли были устремлены куда-то мне за спину, немного выше моей головы. Он моргнул, и по его щеке скатилась слеза. Еще мгновение, и горячая капля упала на наши сплетенные пальцы.

Все это, впрочем, пронеслось незаметно. Спустя секунду Чарли попросил налить ему чаю и передать корзинку с хлебом – ржаным чесночным хлебом, обильно намазанным маслом. Хлеб он протянул Синди и сказал, чтобы она взяла себе пару кусков. Кивнув, Синди поставила корзинку рядом с собой, сняла салфетку – и с визгом подскочила на стуле, опрокинув чай.

Все испуганно замерли, и только Чарли громко расхохотался. Он так смеялся, что едва не свалился со стула.

Синди смерила его внимательным взглядом и снова заглянула в хлебную корзинку. Только сейчас до нее дошло, что свернувшаяся там змея была резиновой.

– Ах ты!.. – Синди в сердцах хлопнула Чарли по плечу. – И как у тебя только ума хватило?!

К этому моменту Чарли, не в силах усидеть на месте, сполз со стула на пол и, стоя на четвереньках, продолжал хохотать. Энни улыбалась во весь рот, сияя, как маленький маячок, хотя ее лицо было перемазано соком и жиром не меньше, чем у Термита.

Наконец Чарли поднялся с полу и, выудив змею из корзинки, сказал, напустив на себя серьезный вид:

– Разве вы не знали, что эта змея не ядовитая? Ведь это же китайский питон! – С этими словами он повернул игрушку так, что нам стала видна надпись на ее брюшке: «Made in China». – Вот, видите?.. «Сделано в Китае…»

Устроенный Чарли розыгрыш при всей его безыскусности принес нам облегчение. Нам всем было приятно посмеяться – особенно после молитвы Энни.

* * *

Убираться после того, как ты зажарил целиком свиную тушу, почти так же трудно, как ее готовить, но впятером мы быстро справились с этой работой. Тарелки, кости и другие объедки мы собрали в мусорный мешок, а оставшееся мясо убрали в пластиковые пакеты. Пока Чарли показывал Термиту и Энни нашу мастерскую и эллинг (как и следовало ожидать, Термита очень заинтересовал наш «Хакер»), мы с Синди устроились на крыше и стали смотреть, как солнце опускается за зеленеющие холмы.

Синди читала, сидя в кресле-качалке, я обосновался в гамаке. Меня распирало узнать, откуда у нее шрам на спине. Но чтобы задать этот вопрос, я должен был набраться храбрости.

– Откуда у тебя этот шрам?

Она подняла голову от книги, и я жестом показал ей за спину.

– А-а, это… – Синди, казалось, снова погрузилась в чтение. – Я отдала свою почку тому, кто в ней нуждался.

Я недоверчиво рассмеялся.

– Что-о?.. Ты продала почку? Значит, тебе срочно понадобилось лишних десять-пятнадцать тысяч, и ты…

– Нет. – Не поднимая взгляда, она покачала головой.

Только теперь я понял, что Синди не шутит.

– Ты… ты правда пожертвовала кому-то почку?

Она кивнула, не отрывая глаз от книги.

– Кому?

Синди быстро взглянула на каменную лестницу, по которой Энни вела за руку Чарли. Он, правда, вовсе не нуждался в помощи подобного рода, во всяком случае, не на этих ступеньках, но девочка об этом не знала, а Чарли не стал ей ничего говорить.

– Я отдала ее Бетси, матери Энни. Это было давно, когда мы были намного моложе. – Она улыбнулась. – Можно даже сказать, что использование донорских органов – наша семейная традиция.

Потом мы помогли Термиту загрузить гидроциклы оставшимся мясом. По моим расчетам, этого запаса должно было хватить ему на неделю, а то и на две. Наконец он вскочил в седло, повернулся ко мне и коротко кивнул: должно быть, таким образом Термит хотел сказать спасибо. Через несколько минут он уже мчался вниз по реке, таща за собой второй гидроцикл, точно вьючного мула.

Спустя еще какое-то время мы отвезли наших гостий домой. Чарли остался в машине, а я отнес Энни в дом. Рядом с ее кроватью я увидел простенькую «радионяню» – прибор, который начинает мигать красными лампочками, как только его микрофон улавливает какой-нибудь шум. Насколько я знал, похожим аппаратом на протяжении многих лет пользовались и родители Эммы.

Я снял с кровати покрывало и вышел, пока Синди раздевала и укладывала девочку. Стоя в гостиной, я вдруг понял, что перестал испытывать неловкость в присутствии этой в общем-то чужой мне женщины, с которой я познакомился всего несколько недель назад. Эта мысль, однако, заставила меня почувствовать себя еще более неловко. Нет, я по-прежнему не мог сказать, будто мы общаемся запросто как давние и близкие друзья, но это ничего не меняло. Я продолжал ощущать себя предателем и эгоистом, и чем дальше, тем сильнее становилось это чувство.

Облокотившись о полку буфета, я задел бедром какую-то небольшую пластмассовую коробочку, похожую на компьютерную аудиоколонку. В первое мгновение я был озадачен, но потом сообразил, что это действительно динамик от «радионяни». С тех пор как мы с Эммой были маленькими, техника ушла далеко вперед: звуковые устройства стали меньше, а качество приема, напротив, возросло.

Сначала я услышал голос Энни, которая спрашивала:

– А ты, Сисси, ты сегодня хорошо отдохнула?.. А Риз тебе нравится?..

Думаю, что Синди в ответ только кивала – или отрицательно качала головой. Я, во всяком случае, не услышал ни слова.

– А как тебе кажется: ты ему нравишься?

На этот раз Синди ответила не жестами, а вслух:

– Не знаю, милая. Взрослых порой довольно трудно понять… Впрочем, иногда у него бывает такой вид, словно у него болит сердце или еще что-то.

– Сердце? Ты хочешь сказать, что у Риза больное сердце?.. Как у меня?

– Нет, не как у тебя. Я не знаю точно, но… Наверное, он очень любил свою жену, а когда она умерла, то забрала его сердце с собой.

– Да-а?.. – прошептала Энни так тихо, что я едва ее расслышал. – А Риз… он сможет когда-нибудь получить свое сердце назад?

– Этого я не знаю, – донесся до меня ответ Синди. – Я даже не знаю, хочет ли он его вернуть. Иногда воспоминания о любви вытесняют все остальное, и тогда… – Последовала пауза, потом она сказала совсем другим голосом: – Нехорошо заставлять его ждать, милая, так что ты начни, а я закончу.

– Хорошо, – послушно сказала Энни и стала читать вечернюю молитву собственного сочинения: – Милый Боже, благодарю Тебя за сегодняшний день. Спасибо Тебе за всех, кто сегодня покупал у меня лимонад. Спасибо за Риза, Чарли и Термита и за то, что Ты дал мне прожить еще один день. Пожалуйста… – Она на секунду замолчала, потом повторила: – Пожалуйста, Боже, помилуй Риза и вылечи его больное сердце.