Чертово колесо - Михаил Гиголашвили

Майор вынул очередной бланк. Из шкафа, из-под простынь Мака извлек две видеокассеты, сунул одну из них в магнитофон, и вот уже под ойканье соседок на экране зашевелились руки, груди, члены, ягодицы.

— Порнография! — радостно провозгласил майор. — Еще статья, и немалая. Магнитофон конфискован. Гремишь на всю катушку. Кто ходит к нему сюда — проститутки, морфинисты, педики? — обернулся он к соседкам.

Те ответили:

— Никто не ходит. Мы никого не видели.

— Как это не видели? — хмуро уставился на них майор. — У вас что, глаз нету? Слепые? Как это в таком дворе вы можете чего-нибудь не знать? — повысил он голос. — Да вам известно, кто ночью сколько раз в уборную оправляться ходит!

— Ничего нам не известно! — проговорила более смелая старуха. — Он хороший мальчик, вежливый, воспитанный, в детстве на танцы ходил…

— На танцы, говоришь? — зловеще улыбнулся майор. — Да, у нас так: половина народа танцует, а другая — поет. Потому и живем хорошо. Бездельники, лишь бы за столом глотки драть да по хатам морфий делать! Только террором всех держать можно, как Сталин, Иосэб Бессарионович, делал! Ничего, и без ваших показаний обойдемся. На суде встретимся, где вы ответите за дачу ложных показаний!

Из кухоньки показался Мака с тазиком, на котором виднелись коричневые разводы.

— Химию варили! Или еще какую гадость.

— Молодец, Мака! А то этот гусь все переживал, что шприц его мы нашли, а лекарства нету!.. Вот и лекарство, — ласково обратился майор к Бати, а соседкам сказал: — Ну, как вам ваш танцор нравится?

— Уйме, уйме! — запричитали обе.

А Бати безразлично кивал, впотьмах шаря в обрывках мыслей и не отыскивая их концов и начал.

— Ладно, поехали, — наконец сказал майор, поднимаясь и указывая на спортивную сумку. — Складывай все туда.

Видеомагнитофон, кассеты. Вон тот «Шарп» тоже. Все ворованное, краденое. Все конфисковано. Тазик с героином не забудь. Бери сумку, — приказал он Бати. — Ты, Мака — телевизор! А факты дайте мне. Дотащим как-нибудь до машины…

Оглянувшись, он убедился, что конфисковывать больше нечего.

— Подпишитесь!

Соседки подписались.

— Квартира опечатана, — объявил в заключение майор, подождал, пока все выйдут, и кое-как приладил к дверной ручке бумажку с печатью.

Молча доехали до отделения. Там майор первым делом отправил арестованного в подвал, отпустил домой Маку, послал шофера за едой. А сам запер кабинет, снял китель, расстегнул рубашку, включил вентилятор, достал из холодильника пиво, водрузил телевизор на стол, подключил к нему видео и сунул одну из порнокассет — теперь можно расслабиться после удачной операции.

Очнувшись, Пилия был не в силах пошевелиться. Одеревенелое тело закоченело. Скосив глаза, он разглядел, что лежит на пыльной земле в полутьме сарая и опутан толстой веревкой. Снаружи доносились тихие голоса и треск огня.

Скрипнула дверь, вошли Убайдулла, за ним еще кто-то… Что-то сказали… Над ним наклонились, крепко ухватили за веревки и грубо, как барана, поволокли по земле. Он крикнул, но мгновенно получил башмаком по лицу и только тут до конца осознал, что связан и обезоружен.

Пока его тащили волоком в глубину сада, к костру, он вспомнил, где он и что с ним. Камни впивались в тело, щеку жгла пыльная земля. Подволокли к огню. Толстый рябой Убайдулла злобно проговорил:

— Ну, ментовски морды! Чичас зуба выбьим, рука-нога ломаем, уши режем! — Говоря это, он деловито раскладывал вокруг себя какие-то железки.

От огня поднялся молодой хилый узбек. Пилия в ужасе увидел, как он с вожделением поднял с земли лом. Паико сидел по другую сторону костра. Перед ним на земле валялась распотрошенная сумка Пилии.

— Ты что, брат, спятил? — спросил у него тихо Пилия.

Внутри все высохло от какого-то яда, которым его опоили.

Паико поднял красные глаза и потряс в воздухе удостоверением:

— Это что?

— Удостоверение…

— Значит, ты мент? Пес? Сука? Цветной?

Пилия молчал. Убайдулла пробормотал несколько фраз по-узбекски. Паико продолжал:

— Как ты тут оказался?

— Меня прислали, я же говорил.

— Кто, менты?

— Какие менты?

— А кто?

Пилия с трудом соображал, что ответить. Тогда Убайдулла буркнул что-то вроде: «Аллабисмала!» и плашмя ударил его ладонью по лицу. Молодой узбек с ломом начал обходить костер, как бы примериваясь, куда нанести удар. Паико настороженно молчал.

— Успокой этих скотов, — сказал ему Пилия, чувствуя, как из носа сочится кровь. Голова раскалывалась от боли.

— Ты пса погана! — вновь обрушил на него кулак Убайдулла.

Молодой узбек стоял в ногах Пилии. Тот видел его крысиную мордочку и лом, дрожащий в руках.

— Все чисто, Паико, поверь! Дай объяснить! — собрав силы, сказал Пилия в приливе ненависти и страха.

— Откуда ты? Кто послал тебя? Почему прятал ментовскую ксиву? А это что? — взвизгнул Паико, потрясая в воздухе бланками и пистолетом.

— Чичас он говорит, аллабисмала! Дай лома! — Убайдулла жестом потребовал у молодого лом.

Тот не хотел отдавать, но Убайдулла рыкнул, и тот, нехотя отдав ему железку, вернулся на свое место. Убайдулла концом лома больно ткнул Пилию в бок.

— Как ты, цветной, оказался здесь, в чистом месте? — уставился на него Паико. — Почему прятал книжку, дуру, ордера? Кто ты и зачем явился?

— Я не успел. И знаю немного. Тебе собирались позвонить! Не торопись, не делай ошибки! Пойми, я просто не успел объяснить…

— Как это так? Чай выпить успел, опиум схватить успел, а главного не сказал?

Убайдулла сунул острие лома в костер и начал его нагревать:

— Чичас уши дыра делать…

Пилия в замешательстве пытался собраться с мыслями. Должны ведь были звонить! Не позвонили? А может, это ловушка? И Большой Чин решил таким образом избавиться от него? Но за что, ради чего, почему?..

— Послушай, поговорим спокойно! Без этих дел. Убить всегда успеете…

— Хе, — усмехнулся Паико. — А ты сам людей убиваешь без пыток? Или как?

— Я никого никогда не мучил, у меня другая работа. Я в Минюсте работаю…

— Знать ничего не хочу! Чтоб все ваше отродье передохло! Хорошо, поговорим, перед смертью полезно поговорить, — вдруг согласился Паико и забросил в рот кусочек опиума.

Убайдулла старательно ворочал ломом в углях, ворча.

— Тебе должны были позвонить, из Тбилиси, — начал Пилия.

— Кто?