Великие княгини и князья семьи Романовых - Елена Первушина

Весь день 16-го и 17-го числа, со всех направлений, во все заставы, шел непрерывно народ, направляясь к месту гуляний. К вечеру 17-го была уже такая масса, что все поле было густо покрыто народом, народу собралось более миллиона. Самое большое скопление было, конечно, возле буфетов, из которых с 10 часов утра должна была начаться раздача царских подарков. Народ, боясь пропустить очередь, занял места с вечера, стал плотной массой перед закрытыми барьерами, стал какими-то неудачными треугольниками. Между тем буфеты эти были устроены так, что между десятками буфетов под одной крышей имелись полуторааршинные проходы, через которые и предполагалось пропускать со стороны Москвы народ на гулянье, вручая каждому узелок с угощениями и посудой. Параллельно буфетам тянулась, начиная от шоссе, глубокая, с обрывистыми краями и аршинным валом, канава, которая против первых буфетов превращалась в широкий ров саженей в 30, и тянулся он вдоль всех буфетов, оставляя на всем своем протяжении площадку перед буфетами шириной шагов 50. На этой площадке комиссия, по-видимому, наивно и предполагала установить народ для вручения ему узелков и пропуска внутрь круга. Но, конечно, предположение это не могло оправдаться. На этой площадке не могла установиться и тысячная доля народа, собравшегося на гулянье. Всю ночь с 17 на 18 мая толпа провела на ногах в страшной давке. Уже к полуночи не только площадка, но и вся яма была покрыта народом, все старались занять места поближе к буфетам, но только немногим удалось занять узкую гладкую полосу, остальные переполнили ров, который казался живым колыхавшимся морем. Толпа была и на другом берегу рва, и на высоком валу. К 3-м часам ночи все уже стояли на занятых ими местах, а народные массы все прибывали и прибывали, теснота увеличивалась, сзади давили. К 5 часам сборище народа достигло крайнего предела, перед одними буфетами стояло более полумиллиона народа. Жара была и духота нестерпимые. Ни малейшего ветерка. Все страдали от жажды, а между тем масса сковалась, нельзя было двинуться. Со многими делалось дурно, они теряли сознание, но выбраться не могли, т. к. были сжаты, как в тисках. Так продолжалось около часа. Над этой почти миллионной толпой стоял от людских испарений пар, похожий на болотный туман. Этот туман скрывал толпу во рве. Дышать было нечем. Около 6 часов утра стали раздаваться крики о помощи. Толпа заволновалась и стала требовать раздачи угощений. В 2–3 буфетах начали раздавать. Раздались крики: „Раздают“, и это было как бы сигналом к началу несчастья. Море голов заколыхалось. Раздирающие стоны и вопли огласили воздух. Толпа сзади наперла на стоявших во рву, некоторые взбирались на плечи и по головам шли вперед, происходило что-то невообразимое, артельщики растерялись, стали бросать кружки и узелки в толпу.

Не прошло и 10 минут, как буфеты были снесены, и вся эта масса, как бы пришедшая в себя, отхлынула назад, с ужасом увидала ров, наполненный и мертвыми, и изуродованными. Прибыли власти, началась ужасная работа – отделение живых от мертвых. Умерших обнаружено было 1282 человека, раненых более 500; покойников увозили в течение почти всего дня на Ваганьково кладбище, где их приводили в известность, несчастных раненых отвезли в больницы и приемные покои».

Великая княгиня Ольга Александровна, младшая сестра Николая, которая была тогда подростком, отправилась со своей воспитательницей посмотреть на народные гуляния. «Утро выдалось великолепное, – вспоминала она. – Помню, как нам было весело, когда мы выехали за ворота города, и каким непродолжительным было наше веселье».

Внезапно Ольга увидела, что навстречу им движутся телеги, накрытые кусками брезента, из-под которых то здесь, то там высовывались покачивающиеся руки.

«Сначала я было подумала, что люди машут нам руками, – продолжала Великая княгиня. – Вдруг сердце у меня остановилось. Мне стало дурно. Однако я продолжала смотреть на повозки. Они везли мертвецов – изуродованных до неузнаваемости».

Разумеется, сразу начались поиски виновных. «Многие разногласия, существовавшие среди членов Императорской фамилии, стали достоянием гласности, – рассказывала Ольга. – Молодые Великие князья, в частности, Сандро, муж моей сестры Ксении, возложили вину за случившуюся трагедию на дядю Сержа, военного губернатора Москвы. Мне казалось, что мои кузены были к нему несправедливы. Более того, дядя Серж сам был в таком отчаянии и готов был тотчас же подать в отставку. Однако Ники не принял его отставки. Своими попытками свалить вину на одного лишь человека, да еще своего же сородича, мои кузены, по существу, поставили под удар все семейство, причем именно тогда, когда необходимо было единство. После того как Ники отказался отправить в отставку дядю Сержа, они набросились на него».

Но в свете были уверены, что император проявил снисхождение к виновнику трагедии, потому что тот оказался его родственником. Александра Викторовна Богданович записывает в дневнике: «Сегодня Салов говорил, что когда царь приказал произвести следствие по Ходынскому делу, то сразу выяснилось, что вел. кн. Сергей виноват. Тогда все три брата – Владимир, Алексей и Павел – привезли царю свои отставки на случай, если Сергея будут судить».

Несколькими днями позже: «Говорили нам, что в день, когда приехал в Москву вел. кн. Сергей Александрович, на всех улицах ночью были наклеены листы, на которых было напечатано, что он – „Ходынский царь“, что полиции пришлось все это срывать, а неизвестные личности снова наклеивали, но никого поймать не удалось».

Формально великий князь не отвечал за устройство народных торжеств на Ходынском поле, это дело было поручено Министерству двора. Но он винил в случившемся себя, потому что именно он, просмотрев план празднования на Ходынке, организованного при коронации Александра III, оставил его без изменений.

На Ходынском поле уже не однажды проходили народные гуляния: и при Екатерине II, и при Александре II. И все обходилось без инцидентов. Порядок проведения праздника казался многократно «обкатанным», охрана надежной, и великий князь не видел необходимости менять что-то в существующей схеме. Площадь поля недавно уменьшилась, в 1834 году на его краю открыли Московский ипподром. Но празднования по поводу коронации Александра II и Александра III проходили уже после этого – в 1855 и 1882 гг. Джунковский приводит еще одну причину, по которой Сергей Александрович мог устраниться от организации гуляний на Ходынке: «Так как устройство народного гулянья было изъято из ведения генерал-губернатора и передано всецело Министерству двора… Между тем эти представители Министерства двора, конечно, не имели никакого понятия о толпе, при устройстве гулянья не приняли никаких мер предосторожности для избежания несчастий. Они наивно думали, что народ чинно соберется, будет стоять в порядке (они, кроме того, не ожидали и такого наплыва), затем, когда в 10 часов откроют буфеты, будет проходить спокойно, получать подарки, и что к 2 часам дня, ко времени приезда государя, все будет роздано, и счастливый народ с подарками в руках встретит царя и царицу.

Все это было очень наивно. Кроме того, как можно было строить буфеты, из коих раздавали подарки, все в одном месте и так близко ко рву, – это уж совсем непонятно. Не могу не коснуться и другого вопроса, который мне особенно тяжел, – это роли великого князя во всей этой печальной трагедии. Как я говорил выше, устройство народного гулянья было изъято из его ведения и передано всецело министру двора. Великому князю как хозяину столицы, конечно, это не могло быть приятным, он реагировал на это тем, что совершенно устранился от всякого вмешательства не только по отношению устройства самого гулянья, но даже и по отношению сохранения порядка, отказываясь от преподачи каких-либо указаний по этому поводу. Обер-полицмейстер, очевидно, видя такое отношение со стороны хозяина столицы, также без должного внимания отнесся к принятию мер безопасности на Ходынке во время гуляний».