Великие княгини и князья семьи Романовых - Елена Первушина

Так или иначе, а великий князь винил в случившемся себя. Он был на вершине «пирамиды власти», построенной монархической системой, он попал на свое место не в силу личных качеств, а в силу своего рождения, и теперь он отвечал за случившееся, даже если не мог предвидеть его и предотвратить. Джунковский вспоминает: «Я пошел к великому князю, которому уже было доложено об этом ужасе, застал его бледным как полотно, он ничего мне не сказал, поздоровался, но не произнес ни слова. Видно было, до чего ему тяжело, я тоже ничего не решился произнести. Мы без слов поняли друг друга. Я вышел. Он поехал к государю».

* * *

Великий князь просил отставки, но Николай не согласился на это и оставил дядю военным губернатором Москвы. Волнения, связанные с «Ходынской катастрофой», понемногу улеглись и забылись. Но политические бури по-прежнему сотрясали Россию. На смену бомбистам «Народной воли», убившим императора Александра II, пришли новые террористы, объединившиеся в Боевую организацию эсеров. Созданная в 1902 г., эта организация планомерно уничтожала высшие чины полиции и правительства. На ее счету уже были министр внутренних дел Российской империи Дмитрий Сипягин (1902), сменивший его на этом посту Вячеслав Константинович фон Плеве (1904), губернатор Уфимской губернии Николай Богданович, жестоко подавивший демонстрацию рабочих в Златоусте (1903). Покушения на Константина Победоносцева и на губернатора Харьковской губернии Ивана Оболенского по разным причинам на увенчались успехом.

Сергей Александрович понимал, что обстановка взрывоопасна (впрочем, кажется, это уже было очевидно для всех). Летом 1904 г. великий князь пишет императору: «Дела еще ухудшились, и положение Москвы крайне меня тревожит в политическом и социальном смысле… Мы переживаем страшно трудные времена, и враги внутренние в тысячу раз опаснее врагов внешних. Брожение умов, напр[имер], в Москве нехорошее, я наслышался со всех сторон того, что никогда прежде не слыхал».

Наступила зима 1904/05 г., волнения в России не утихали. Сергей Александрович требовал от правительства решительных мер, был готов жестоко подавлять волнения в Москве. Но правительство не поддержало его. Новый министр внутренних дел Петр Дмитриевич Святополк-Мирский взял курс на либеральные реформы и «доверчивое отношение к общественным и сословным учреждениям и к населению вообще» (цитата из «инаугурационной» речи министра). Тогда великий князь снова подал императору прошение об отставке, и на этот раз оно было принято. Сергей Александрович остался командующим военными силами Москвы.

«Революция 1905», в отличие от последующих Февральской и Октябрьской, была как бы «размазана» во времени и в пространстве. Разные историки связывают ее начало с убийством Плеве или с созывом императором Земского съезда (также 1904 г.), третьи и вовсе ведут отсчет революции от студенческих волнений 1899 г. Но обычно начало видится в Кровавом воскресенье 9 января 1905 г.

10 января князь Святополк-Мирский подал в отставку, но это, разумеется, не могло удовлетворить возмущенных людей, которые принадлежали ко всем слоям общества.

Еще 5–6 декабря 1904 г. в Москве начались студенческие беспорядки, жестоко подавленные полицией. Великий князь с семьей переезжает из особняка на Тверской в Нескучный дворец, а оттуда – в Николаевский дворец в Кремле, под защиту крепостных стен. Переезд совершается ночью, в спешке. Великая княжна Мария Павловна вспоминает: «Однажды вечером, через несколько дней после Рождества, когда мы уже легли спать, нас разбудили по приказу дяди и велели быстро одеваться, поскольку необходимо срочно покинуть Нескучный дворец.

„Мы переезжаем в Кремль“, – сказал он, когда мы встретили его в вестибюле.

У выхода нас уже ожидала большая крытая карета с двумя черными лошадьми. Мы сели в нее вместе с дядей и тетей, и лошади на полной скорости рванулись в ночь. Занавески в карете были опущены. Мы не видели того, что происходит. Взрослые молчали, и мы не осмеливались задавать вопросы. Ночь была холодной, снег скрипел под колесами и копытами лошадей. Мы хорошо знали дорогу до Кремля, и хотя ничего не видели, догадывались, что едем туда окольным путем. За нами в тишине улиц раздавался галопирующий цокот копыт эскорта.

Я не испытывала страха. Возбуждение и любопытство не оставляло места для других чувств. Мы благополучно доехали до Кремля, кучер более спокойной иноходью провез нас под аркой ворот в Николаевский дворец. Несколько заспанных слуг ожидали нас, двери распахнулись, и мы вошли. Я никогда еще не была в этом дворце, который использовался только для размещения иностранных принцев во время дворцовых церемоний, и уж никак не предполагала, что мне предстоит жить здесь до своего замужества». По сути, Сергей Александрович сбегает из своего дворца.

* * *

Между тем Боевая организация эсеров уже наметила себе новую жертву. Борис Савинков, член организации, уже принявший участие в убийстве Плеве, в мемуарах «Воспоминания террориста» пишет: «Наконец, мне было поручено покушение на великого князя Сергея Александровича… Предполагалось учредить наружное наблюдение за Треповым, великим князем Сергеем и Клейгельсом и затем убить их на улице. Для целей наблюдения должны были, как и раньше, служить извозчики и уличные торговцы. В частности, в Москве извозчиками должны были быть Моисеенко и Каляев»…

Слежка началась в ноябре 1904 г, террористы следили за перемещениями великого князя и его семьи. Покушение было назначено на 2 декабря 1905 г, когда Сергей Александрович и Елизавета Федоровна должны были отправиться в Большой театр на спектакль в пользу склада Красного Креста. Вот что пишет Савинков об этом вечере: «Я прошел в Александровский сад и ждал там взрыва. Был сильный мороз, подымалась вьюга. Каляев стоял в тени крыльца думы, на пустынной и темной площади. В начале девятого часа от Никольских ворот показалась карета великого князя. Каляев тотчас узнал ее по белым и ярким огням ее фонарей. Карета свернула на Воскресенскую площадь, и в темноте Каляеву показалось, что он узнает кучера Рудинкина, всегда возившего именно великого князя. Тогда, не колеблясь, Каляев бросился навстречу наперерез карете. Он уже поднял руку, чтобы бросить снаряд. Но, кроме великого князя Сергея, он неожиданно увидал еще великую княгиню Елизавету и детей великого князя Павла – Марию и Дмитрия. Он опустил свою бомбу и отошел. Карета остановилась у подъезда Большого театра. Каляев прошел в Александровский сад. Подойдя ко мне, он сказал: „Я думаю, что я поступил правильно, разве можно убить детей?“».

Б. В. Савинков

А вот что запомнилось великой княгине Марии, которая ехала в той самой карете: «Однако в середине февраля мы все поехали в Большой театр на благотворительный спектакль. Нас везла туда большая старомодная закрытая карета, обитая внутри белым шелком. И только несколько дней спустя мы узнали, как близко были от смерти.

Группа террористов, которые следили за передвижениями дяди, была предупреждена о нашем выезде, им был известен маршрут. Один из них, вооруженный бомбами, занял позицию и был готов убить нас по сигналу сообщника. Но когда тот человек узнал, что в карете я и Дмитрий, у него не хватило духу взмахнуть платком, чтобы подать условленный знак.