Дикий фраер - Сергей Донской

– Отзовись, говорю! – покрикивал он между делом. – Мы знаем, что ты тут! Твой дружок сдал тебя с потрохами!.. Но я человек не кровожадный, я готов помочь тебе выпутаться!

При этих словах ствол автомата оставил бороду бродяги в покое и переметнулся в направлении черного проема в сером бетоне. Несмотря на расстояние и сгущающиеся сумерки, Петр увидел, что палец миротворца лежит на спусковом крючке.

– Про девку ему скажи, Толян, – посоветовал вояка в шинели и качнулся вперед так резко, словно удерживал перед собой пистолет из последних сил, изнемогая от его неимоверной тяжести.

– С нами твоя невеста! – торжественно провозгласил главный парламентер. – Чтобы заполучить ее, тебе придется раскошелиться. Женихи всегда выкупают краденых невест, сам знаешь.

– Мы много не попросим! – подал голос худой вояка.

– Да, тут вот товарищ подсказывает: возьмем с тебя по-божески. Заплатишь нам тысяч… м-м… – В задумчивости проконсультировавшись с низкими тучами, бородач нашел там искомую сумму и поспешил ее объявить: —… тысяч двадцать, и мы расстаемся как в море корабли. Бросай сюда свою пушку, а мы тебе – лестницу-чудесницу. Вылезай, парень, не дури! Соглашайся, пока мы добрые!

Опять не дождавшись ответа, пестрая компания приглушенно загомонила, нерешительно перетаптываясь на месте. Одна лишь Элька, прижатая спиной к стене, выглядела безучастной. Остальные жестикулировали так рьяно, что Петр понимал их и без слов. Да и без жестов понять бродяг было несложно. Никому из них не хотелось идти на штурм бункера, не кино ведь среди мрачных руин снималось, когда стрельба и смерть понарошку.

«Надо же, – невольно поразился Петр, – какие-то бродяги убогие, ни кола, ни двора, ни гроша за душой, а ведь тоже ценят жизнь, не спешат с ней расставаться… Только зря вы сюда с оружием заявились, мужики, напрасно хитростью меня под пули выманиваете. А самая большая ваша ошибка, что с девушкой моей вы грубо обошлись. Да, я ее своей невестой считаю, тут вы не ошиблись. Только не золотом я ее выкупать стану, а совсем другим металлом».

Тут Петр умостил колено прямо в застоявшуюся лужу, а обе руки с тяжелым пистолетом вытянул вперед. Мушка поплясала немного и послушно совместилась с приметной курткой, вызывающе желтеющей в сгустившихся сумерках. Большой палец сдвинул предохранитель, указательный лег на холодный спусковой крючок, патрон, загнанный в ствол, замер в ожидании удара бойка по чувствительному капсюлю. Все было готово для того, чтобы в тишине прозвучал первый выстрел, не хватало лишь маленького пустячка.

Не получалось у Петра пальнуть в ничего не подозревающего человека, хоть ты тресни! Скрюченный указательный палец не желал сдвигаться больше ни на миллиметр, ни на полмиллиметра. Оборвать ни с того ни с сего жизнь никчемного вшивого бродяги оказалось значительно труднее, чем прицелиться в него в потемках.

Полагая, что главная опасность подстерегает его впереди, а не кроется за спиной, там, откуда ее никогда никто не ждет, бородач, сторонясь входа в бункер, дернул Эльку за волосы и распорядился:

– Ну-ка! Покажись своему женишку! Пусть знает, что ты здесь, хоть сейчас под венец.

– Покрасуйся перед ним в своем свадебном наряде, – заржал тощий вояка, раскачиваясь из стороны в сторону, подобно хилому сорняку на ветру.

Шурша своей экстравагантной оберткой, Элька строптиво возразила:

– Что я, полная дура, под пули соваться? Пусть он свое оружие спрячет, и вы тоже свое уберите, тогда и поговорим. Правильно, Петя?

Она говорила очень громко, а последние слова так и вовсе выкрикнула. Петр понял, что про пули и оружие она специально обмолвилась, чтобы предупредить его об опасности.

– Карп! – окликнул бородач здоровяка с рылом сонной рыбины. – Сделай ей больно! Пусть заорет как следует!

Тому дважды повторять не пришлось. Ухватив Эльку за волосы, он заставил ее скорчиться перед проемом, сам предусмотрительно держась на безопасном расстоянии. При завидной длине его обезьяньих лапищ это было несложно.

В уже почти полной темноте невозможно было различить, что именно проделывает Карп с пленницей, но он явно не по головке ее гладил, а Петр так и не услышал от Эльки даже сдавленного стона. Потом ее окружили все трое, завозились со всех сторон одновременно, постепенно забывая о всякой осторожности, а думая лишь о том, как бы переломить упрямую девушку.

– Кричи! – требовательно приговаривал хриплый голос бородача. – Кричи громче! Пусть твой женишок поймет, как тебе плохо!

Элька не проронила ни единого звука. Ну, почти ни звука.

Изнывающий в своем укрытии Петр никак не решался открыть огонь по этой куче-мале, в самом центре которой находилась девушка. Риск промазать и случайно попасть в нее увеличился. А один из вооруженных бродяг в случае чего как раз не промахнулся бы, стреляя в Эльку с расстояния вытянутой руки. Когда Петр все же собрался с духом и решил попытаться продырявить желтую куртку, выделяющуюся в сумятице приметным цветом, события приняли столь бурный оборот, что он на некоторое время забыл, кто он таков, зачем находится здесь и почему.

Сначала в темноте вспыхнул крошечный язычок пламени, озаривший лицо бородача оранжевым. Просияв, трепещущий язычок жадно лизнул полиэтилен, окутывающий Эльку, и в следующий миг превратился в большой, яркий огненный цветок, трескуче выросший впотьмах. Вот тут-то Элька и закричала по-настоящему, завертелась юлой, заметалась, торопясь сорвать с себя полыхающую накидку. Бродяги возбужденно гомонили вокруг живого факела.

Выскочив из укрытия, Петр бросился вперед, неся перед собой пистолет на вытянутых руках. Стрелять в хоровод бродяг, чуть ли не приплясывающих вокруг мечущегося пламени, он по-прежнему не мог, опасаясь попасть в Эльку. Да пули и не спасли бы ее в этой ситуации.

Избавил Эльку от ожогов всех степеней, как ни странно, сам поджигатель. Без всякой деликатности он повалил ее на землю, пинками заставил пару раз перекатиться с боку на бок, а потом сорвал со своего изможденного бойца шинель и проворно набросил ее на дымящийся полиэтилен.

– Холодно! – запротестовал соратник, оставшись в дырявой майке на голое тело.

– Согреть? – крикнул Петр, чтобы отвлечь внимание вооруженных противников на себя. Он находился в пятнадцати шагах от кучки бродяг и мучительно щурился, потому что, когда пламя погасло, ночная темень сделалась почти непроницаемой.

Элька, волоча за собой шинель, проворно отползала от дымящегося полиэтилена, но вставать даже не пыталась и этим значительно облегчала задачу Петра.

Намереваясь свалить в первую очередь бородатого заводилу, он потянул спусковой крючок на себя. Глушитель низвел выстрел до безобидного хлопка, напоминающего звук, с которым открывается хорошенько взболтанная банка пива, только погромче. Несмотря на то что Петр очень хотел попасть в Элькиного мучителя, посланная им пуля не задела его, а лишь клюнула бетонную стену бункера, вызвав в стане врага легкий переполох.