Холодные дни - Джим Батчер

Вот так и учатся драться. Получаешь свое, становишься крепче – и если не станешь избегать драк, то будешь продолжать получать порцию за порцией, пока не поймешь, как это делается. Или пока тебя не убьют.

У некоторых ребят врожденное везение, обалденные природные способности к драке, но получить взбучку – этого они не умеют. В отличие от меня. Я прошел суровую школу.

Как и любая другая боль, побои многому учат.

Туз начал замахиваться алюминиевой битой, и я сразу понял две вещи насчет него. Во-первых, он был не сильнее, чем любой тип его размера – поймите меня правильно, и этой силы хватило бы с избытком, чтобы прикончить меня здесь же. Но он не собирался нанести последний удар – поставить точку, опустив погрузчик мне на голову. Во-вторых, он был вовлечен эмоционально.

Понимаете, избиение имеет только пару целей. Вы или хотите отвадить кого-то от чего-то – от флирта с вашей девушкой, от кражи вашего кошелька, от желания вас задушить, и тому подобное. Смысл таких побоев в том, чтобы донести очень простую мысль: «Прекрати это делать». Второй «повод» для избиения – просто причинить боль. Никакой другой реальной причины попросту нет. Чисто эмоциональный драйв, нужда кого-то отмутузить. Иногда такой драйв вполне оправдан. Иногда – направлен не на ту цель. А иногда – чаще, чем нам хотелось бы думать – людям просто нравится причинять боль другому.

Третья мотивация для избиения – убить жертву. Такая кровавая смесь первой причины и третьей.

Туз лупцевал меня по второму поводу. Он не думал. Просто хотел причинить мне боль. И я давал ему отвести душу по полной.

Хуже всего были гвозди: словно замерзшие стержни чистого огня, входящие в мое тело. За исключением этих вспышек, первая пара ударов битой оставила тупую ноющую боль. Я выставил руки между своей башкой и битой, подставляя под удар мышцы предплечий. Кости рук гораздо слабее ручки метлы, и солидный замах битой сломает их без проблем. Но подставь под удар мышцы и мягкие ткани, и сила удара рассредоточивается по поверхности и по времени. Сила удара рассеивается – но больно все равно, твою мать, охренительно!

Он ударил меня несколько раз. Часть ударов я блокировал, один снес мне кожу со лба. Я крутился как червяк, уходя от остальных замахов, а бита высекала кусочки асфальта с тропинки. Я пнул его ногой в колени, хотя находился в не очень удобном положении для контратаки. А эта часть конфликта была для меня важна.

Тем временем, я дал Тузу то, что было важно для него: я закричал. Не обязательно владеть системой Станиславского, чтобы такой крик прозвучал убедительно. Боль от гвоздей была бешеной, так что я в любом случае уже собирался заорать. И я орал изо всех сил, а у него уже шла пена изо рта, и он продолжал лупцевать меня, замахиваясь все чаще, все сильнее – и делая все больше промахов.

Лупить битой сопротивляющуюся цель – сложнее, чем вам может показаться, а если при этом вы пытаетесь пинать жертву ботинком, то исполняете аэробику почище той, что в спортзале. И чем дольше Туз будет продолжать, тем тяжелее будет его дыхание, тем более интенсивно он будет сосредоточен на мне.

Орущем, воющем и очень шумном мне.

Видите ли, как раз из-за таких вот сюрпризов человек захватывает с собой резерв. Я знал, что не продержусь еще несколько секунд против напора Туза. Я также знал, с какой скоростью умеет бегать мой брат.

Но кто-то добрался сюда раньше.

Я услышал пару легких шагов, а потом Туз хрюкнул. Я посмотрел сквозь переплетение избитых до бесчувственности пальцев и увидел, что он снова делает замах битой, на сей раз целя в стоящую мишень. Бита двинулась, и продолжала двигаться по дуге, но внезапно маленькая фигура подкатилась вплотную к Тузу, оказавшись между его грудью и битой в вытянутой руке. Они крутнулись, сделав круг, следуя траектории биты, и внезапно каблуки Туза взлетели в воздух, оказавшись над его головой, а сам он – уже без оружия – приземлился на бетон, охнув от боли.

Над ним стояла женщина. Рост пять футов, не больше, сложенная, как олимпийская гимнастка, которая с возрастом продолжает следить за собой. Светлые волосы ее были коротко – в палец – подрезаны. Насколько я помнил, ее носик всегда был нахально вздернут. Похоже, его недавно ломали, и хотя он зажил, на месте перелома был виден небольшой бугорок. На моей спасительнице были джинсы, куртка из денима, а ее голубые глаза буквально горели.

Туз начал подниматься, но мотоциклетный ботинок, гораздо меньшего размера, чем его собственные башмаки, с силой опустился на его грудь.

Кэррин Мёрфи хмуро посмотрела на него, зашвырнула биту в кусты и сказала жестким тоном:

– Лежать, урод. Предупреждаю один раз.

Неистовую мысль трудно перевести в слова, особенно через боль холодной стали, которой была истыкана моя шкура, но я сумел выдохнуть:

– Атака!

Глаза Мёрфи стрельнули по всем направлениям, в том числе и вверх – и она увидела, как авангард вооруженного Малого Народца идет на нее в пике. Ее рука выхватила что-то из кармана куртки, и коротким движением руки она раздвинула складную дубинку. Маленький Народец обрушивался на нее как рой разъяренных ос.

Она не пыталась уйти от атаки. Расставив ноги, она стала резкими и точными движениями хлестать дубинкой воздух. У нее, кстати, и не было времени во что-то метить – она действовала на чистом рефлексе. Мёрфи занималась боевыми искусствами с раннего детства, и среди прочих – айкидо. В айкидо можно многому научиться, в том числе владению мечом. Я знал, что она к тому же провела много времени в тренировках с бандой древних Эйнхериев, павших воинов Севера в Валгалле. Однако сомневаюсь, чтобы хоть кто-то из ее наставников готовил ее к нынешней ситуации.

Однако, похоже, к чему-то достаточно близкому.

Маленькая дубинка превратилась в размытую картинку, нанося быстрые и резкие удары, сбивая бойцов подлетавшего Малого Народца одного за другим. Несколько звуков ударов, потом резкий: «Пинь!» – и негромкий лязг, когда Капитана Крюка сшибали в полете и он растягивался на земле. Были серии тоненького повизгивания в панике – и Малый Народец исчез.

От начала до конца эта стычка длилась, может, секунд пять.

Я начал нащупывать гвозди, которые так и торчали во мне, но Туз и его бейсбольная бита уделали мои пальцы до бесчувственности и бесполезности. Я умудрился вытащить один гвоздь из руки зубами, что было настолько неприятно – я и представить себе не мог. Я выплюнул гвоздь и услышал свой собственный короткий вскрик боли.

Мёрфи сделала несколько шагов назад, пока ее каблук не уперся мне в плечо. Потом осторожно перешагнула через мое тело, не сводя глаз с лежащего Туза.

– Насколько плохо?

У меня хватило сил проскрежетать:

– Гвозди.

Раздвинулись кусты, и из них появился Томас с пистолетом в одной руке и огромным гуркским ножом в другой. Он навел ствол на Мёрфи, затем резко поднял его вверх и одним движением перенаправил на лежащего Туза.