Холодные дни - Джим Батчер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Аминь, – нетвердым голосом согласился я.
– Тогда куда? – спросила Кэррин. – В твою квартиру?
Томас замотал головой.
– Слишком много народу увидит, как мы его привезем. Вызовут полицию. И Лара не спускает с квартиры глаз. Если я привезу туда раненного чародея, она появится быстрее, чем официант в «Джимми Джонсе»[59].
Он невольно крякнул, когда машина налетела на выбоину в асфальте.
Кэррин повернулась к нему и наклонилась, чтобы получше рассмотреть.
– Ты ранен.
– Всего одно попадание, – спокойно сказал Томас. – Если бы было что-то серьезное, я бы уже истек кровью. А это пуля в живот. Не о чем беспокоиться.
– Не будь идиотом, – сказала Кэррин. – Ты знаешь, как быстро развивается сепсис при таких ранах? Надо этим заняться.
– Ага, как только мы где-нибудь остановимся.
– У Молли, – сказала Кэррин. – Ее жилье под эгидой Свартальхайма. Без серьезного боя туда никто не попадет.
– Правильно, – сказал я заплетающимся языком. – Туда.
– Черт бы тебя драл, Дрезден, – сказала Кэррин сердито. – Просто лежи, пока мы не сможем тебя осмотреть.
Я отсалютовал ей правой рукой и задержал движение, чувствуя в руке непривычную тяжесть. Я присмотрелся. С руки свисал Капитан Крюк, с полдюжины шипов, которыми были утыканы его доспехи, застряли в ткани моей куртки. Я всмотрелся в маленькую вооруженную фигурку, а потом потыкал его пальцем. Он, оставаясь в полубессознательном состоянии, издал слабый стон, но крючки не давали ему пошевелиться.
– Ха, – сказал я. И потом захихикал. – Ха. Ха-ха-ха-хехехе.
Томас посмотрел на меня через плечо и заморгал:
– Это еще что за чертовщина?
– Бесценные разведданные, – ответил я.
Томас удивленно поднял брови:
– Ты собираешься допрашивать этого малыша?
– Если у Молли есть кухонная спринцовка, мы сможем устроить ему пытку водой, – едко сказала Мёрфи.
– Расслабься, – сказал я. – И веди машину. Нам надо…
Но я забыл, что собирался сказать, насчет того, что нам следует сделать. Наверное, хихиканье отняло у меня последние силы. Мир повернулся набок, и кожа заднего сидения прижалась к моей неизраненной щеке. Чувство было прохладное и приятное – резкий контраст с волнами чистой боли, пульсировавшей в моем теле с каждым ударом сердца.
Мир не погружается во тьму, как принято говорить, он превращается в беспокойный мрачный красный цвет.
Я очнулся, когда кто-то ткнул тавром для клеймения скота в мою шею.
Ладно, ничего подобного не было, но в это время я начал приходить в сознание, и ощущение испытал именно такое. Я выругался и замахал руками.
– Держите его, держите! – напряженным голосом сказал кто-то. Ладони легли на мои руки, придавливая их к гладкой жесткой поверхности подо мной.
– Гарри, – сказал Томас. – Спокойно, Гарри, спокойно. Ты в безопасности.
В глаза мне бил свет. Это было неприятно. Я щурился до тех пор, пока не смог рассмотреть Томаса, – вверх ногами – склонившегося надо мной.
– Ну вот так, – сказал Томас. – А мы уже начали беспокоиться. – Он убрал ладони с моих рук, и то ли погладил, то ли пошлепал меня по лицу. – Ты все никак не приходил в себя.
Я проморгался и увидел, что лежу на столе в квартире Молли, на том же месте, где в начале дня мы осматривали раны Томаса. В воздухе резко пахло дезинфектантами. Я чувствовал себя ужасно, но не так ужасно, как в машине.
Я повернул голову и увидел маленького крепыша с копной черных волос, крючковатым носом и блестящими умными глазами. В одной руке он держал металлическую чашу, в другой – пару узконосых пассатижей, и с металлическим звоном бросил что-то в чашу.
– И он только что очухался? – спросил Уолдо Баттерс, самый башковитый в Чикаго медэксперт. – Скажите мне, что это вас немножко не пугает.
– О чем ты говоришь? – спросил я.
Баттерс приподнял металлическую чашу, наклонив ее так, чтобы я мог видеть, что внутри. Несколько крошечных, блестящих, острых, окровавленных кусочков металла.
– Зубцы от рыболовных крючков, – сказал он. – Несколько штук обломились и торчали в твоей шкуре.
Я издал хриплый звук. Мой коллапс в машине стал понятнее.
– Ну да, – сказал я. – Любой кусочек железа попадает мне под кожу, и это уже вредно для феноменальных возможностей Зимнего Рыцаря. Здравый смысл улетучивается в миг.
Я начал садиться. Баттерс очень мягко положил ладони мне на грудь и толкнул назад на стол. Жестко толкнул. Я удивленно заморгал.
– Обычно я не очень агрессивен, – сказал он извиняющимся тоном. – В принципе я не лечу людей, пока они живы. Но если уж я собираюсь сделать это, то собираюсь сделать это как надо. Итак. Ты лежишь до тех пор, пока я не скажу, что ты можешь встать. Понял?
– Я… э-э… – сказал я. – Думаю, что да.
– Умница, – сказал Баттерс. – У тебя два гигантских кровоподтека там, где у людей находится нижняя половина руки. Полно разрывов тканей, минимум пару придется зашивать. Часть уже воспалилась. Их надо чистить. Это получается лучше, если ты лежишь спокойно.
– О’кей, – сказал я. – Но я чувствую себя лучше, старина. Вот, смотри. – Я поднял ладони и пошевелил пальцами. Двигались они туговато. Я посмотрел на них. Опухшие – и лиловые. Мои запястья и предплечья тоже были опухшими и сплошь покрытыми кровоподтеками.
– Гарри, однажды я видел, как наркоман лупил кулаком в бетонную стену до тех пор, пока не сломал все кости собственной кисти. И даже глазом не моргнул.
– Я же не на наркотиках, – возразил я.
– Нет? Машина твоего тела серьезно повреждена. Только потому, что ты не чувствуешь этого, не значит, что это не так, – твердо сказал Баттерс. – У меня есть теория.
– Какая теория? – спросил я, пока он трудился над порезами.
– Ну, скажем, ты королева фэйри, которой потребовался смертный головорез. Тебе нужно, чтобы он был эффективен, но не настолько могуч, чтобы с ним невозможно было управиться. Мне представляется разумным подкорректировать его порог переносимости боли. Он на самом деле не так уж неуязвим, но он чувствует себя таким. Он игнорирует болезненные вещи типа… типа удара ножом или…
– Пули в живот? – подсказал Томас.
– Или пули в живот, верно, – сказал Баттерс. – И в большинстве случаев это, наверное, огромное преимущество. Как Кролик-Энерджайзер, он может бойко и невозмутимо пройти прямо через ряды своих врагов, а потом, когда все уже позади – вот он, прошу любоваться. Он чувствует себя прекрасно, но на самом деле он переломан вдоль и поперек, и его телу понадобятся недели или месяцы, чтобы восстановиться. И если вам не нравится проделанная им работа, что с него возьмешь – вот он, весь обессиленный и уязвимый. А если его работа вам нравится, вы даете ему отдохнуть, и на следующий день снова запускаете в дело.