Капитан Магу. Палканский дебют - Вадим Полищук

– Пакет для капитана Магу!

– Давай.

Привычно проверив печать, Алекс расписался в получении и отпустил посыльного.

– Свободен.

Затем он вернулся в дом, где вскрыл пакет и углубился в чтение. Чем ближе к нижнему краю листа опускался взгляд капитана, тем мрачнее становилось выражение его лица, о завтраке было забыто напрочь. Позади послышались осторожные, едва слышные шаги. Офицер торопливо сложил бумагу и слегка щелкнул девушку по любопытному носику.

– Божкоевича ко мне позови!

– А завтрак?

– Бегом!!!

Грозный рык офицера никак не вязался с полосатым халатом и тапками на босу ногу. Но себрийка мгновенно сообразила, что сейчас лучше выполнить поручение капитана без лишних слов.

Божкоевич, хоть никаких официальных постов не занимал, в Олумоце был человеком очень авторитетным. Уже на второй день после начала перемирия, едва только с улиц Олумоца убрали все трупы, он явился к военному коменданту, чтобы испросить разрешения на начало разборки развалин и восстановление поврежденных домов. С тех пор все вопросы, связанные с местными себрийцами, капитан Магу решал с ним. Надо было только договориться с Божкоевичем, и дело можно считать решенным.

В свою очередь, в общении с офицером себриец вел себя подчеркнуто уважительно. Алекс полагал, что уважение это только внешнее, просто хозяин города до поры не хотел ссориться с военным комендантом. Ведь за капитаном Магу стояли не только две сотни штыков и четыре шестифунтовые гаубицы, но и вся Палканская армия.

Божкоевича капитан встретил по форме одетым и при оружии. После привычного приветствия себриец осторожно поинтересовался:

– Что-то случилось, господин комендант?

По-руоссийски он говорил с сильнейшим акцентом, но фразы уже научился выстраивать правильно.

– Случилось. Дипломаты договорились о линии разграничения. И линия эта пройдет по Сдарке. Левобережная часть Олумоца отходит обратно османийцам.

Несколько секунд Божкоевич переводил полученную информацию на себрийский, затем свой следующий вопрос обратно на руоссийский.

– И когда это должно случиться?

– Через двое суток. Послезавтра, в полдень, я должен буду вывести обе роты на правый берег. А о том, какие слухи ходят, ты и сам знаешь.

Себриец задумчиво кивнул головой. Слухи и в самом деле ходили нехорошие, но в Олумоце до сих пор не появилось ни одного беженца, а потому они так и оставались слухами.

– Я вам всем предлагаю перебраться на правый берег, там вы будете под защитой руоссийской армии, там вас никто тронуть не посмеет.

Божкоевич размышлял довольно долго.

– Хорошо. Я все расскажу своим. Кто захочет, сможет уехать, но многие останутся. Мы триста лет прожили под османийцами, люди привыкли и надеются, что все обойдется и в этот раз.

На этом и разошлись. Алекс тут же отправился на кухню, где слободенка разогревала завтрак по второму разу. Остановившись в дверях, офицер пристально посмотрел на суетившуюся девушку.

– А ты уедешь или останешься?

Судя по румянцу, пробившемуся сквозь смугленькие щечки, догадка оказалась верной – подслушивала. И все уже для себя решила.

– Куда я поеду? Здесь мой дом.

Все ясно.

– Ешь одна. И вещи мои собери, вечером солдата за ними пришлю.

На правом берегу капитан Магу не стал повторять прежних ошибок. Обе роты разместились в двух больших не то сараях, не то складах. Места маловато, крыши дырявые, печей нет, окошки крохотные и удобств никаких. Ничего, на дворе лето, а к удобствам руоссийскому солдату привыкать не стоит, от излишних удобств он пьянствовать начинает и мысли крамольные у него в голове заводятся.

Самому, правда, тоже пришлось отказаться от халата, позднего подъема и личной кухарки. Для новой комендатуры капитан выбрал брошенный беженцами дом. Небольшой и не очень удобный, он располагался в двух шагах от казарм и имел большой холодный подвал, запираемый снаружи.

За хлопотами передислокации и обустройства на новом месте двое суток пролетели почти незаметно. За это время не больше сотни себрийцев рискнули оставить свои жилища и надолго, если не навсегда, перебраться с одного берега Сдарки на другой. И вот наступил назначенный день.

Османийцы появились в два часа пополудни. За Алексом прибежал посыльный, и он, прихватив с собой папку с заранее заготовленным актом о передаче левобережной части города османийцам, отправился на пост, расположенный на окраине Олумоца. Темно-синяя колонна спускалась с гор в долину Сдарки.

– Не меньше батальона, – прикинул численность османийцев Алекс, – через полчаса здесь будут. Приведи-ка мне лошадь, а то как-то неудобно будет с ними снизу вверх разговаривать.

Посыльный отправился выполнять приказание, а капитану только и оставалось, что ждать. Когда колонна османийцев приблизилась, офицер взобрался на лошадь и выехал навстречу недавним противникам. Впереди колонны ехал рослый офицер в сияющем золотом погон мундире. По мере приближения к нему, лицо Алекса удивленно вытягивалось.

– Ярбай Озчелик?!

Лицо османийского офицера расплылось в улыбке, будто он сейчас хорошего приятеля увидел.

– Албай Озчелик, капитан, – на ломаном руоссийском поправил Алекса османиец.

– Поздравляю, – только и смог произнести удивленный капитан.

Новоиспеченный полковник Озчелик своей предусмотрительности не утратил. По его знаку к обоим офицерам приблизился чернявый и носатый субъект в партикулярном платье, а приблизившись, затараторил:

– Достопочтенный албай Озчелик приветствует достопочтенного капитана Магу. Он очень рад видеть своего благородного и милосердного противника живым и здоровым, да продлятся его дни в радости и благоденствии…

– Притормози, – остановил толмача капитан. – Переведи албаю, что я тоже невероятно рад его видеть в полном здравии и при новых погонах, но для начала хотелось бы достичь некоторых неформальных договоренностей.

Дождавшись окончания перевода, Алекс продолжил:

– В городе осталось много местных себрийцев. Прежде, чем передать правобережную часть города албаю Озчелику, мне бы хотелось услышать его обещание, что в отношении оставшихся не будет предпринято никаких репрессий.

Выслушав перевод, османиец пренебрежительно махнул рукой и произнес короткую фразу, после которой толмач минуты три распинался на тему, что трогать изменников-себрийцев никто не собирается. Война уже закончилась, пусть живут и султану налоги платят, деньги османийской казне сейчас нужны, как никогда.

Поняв, что ничего более конкретного от албая добиться не удастся, Алекс предложил:

– Хорошо, теперь давайте покончим с формальностями.

Алекс протянул толмачу папку с актом, заодно припомнив, что перо и чернильницу он взять с собой не догадался. Носатый раскрыл папку и также скороговоркой начал переводить текст акта Озчелику. Поначалу тот слушал, кивал, затем повелительно махнул рукой и что-то коротко приказал. Толмач моментально заткнулся, извлек из нагрудного кармана бронзовую походную чернильницу-непроливашку и, угодливо изогнувшись, протянул ее албаю вместе с пером и папкой. Озчелик взял папку у толмача макнул перо в подставленную чернильницу и размашисто расписался в акте.