Моя свекровь и другие животные - Карина Демина

Она позвала бурю.

Мать Ильшаи, которая была совсем молода, а потому не вышла еще в мир, чтобы выбрать мужа. Она подняла руки и запела, и другие женщины, которые тоже хранили память, подхватили песнь. И пустыня откликнулась. Она всегда помогала своим детям.

Была буря.

Она продолжалась несколько дней и ночей. Сохранились ее описания.

Три рода не перестали существовать, отнюдь, просто…

Они стали не так сильны, как прежде. А вот песчаницы лишились храма, и это было плохо. Очень-очень плохо.

Последняя.

И дверь.

Всего-то и надо – приложить ладонь, и если город признает…

Ты уверена, что признает, о великая Арагами-тари, еще недавно полагавшая себя самой мудрой и прозорливой? Ты точно желаешь пересечь черту, после которой нельзя будет повернуть назад? Ты уже узнала многое, но…

Да.

Она еще слышала те колокольчики, что пели о дороге. О том, как мать Ильшаи тратила силы, чтобы провести свой народ безопасным путем. И как оказалось, мир изменился настолько, что пути стали чьей-то собственностью, и они, песчаницы, полагавшие себя независимыми, вынуждены были просить о помощи.

Им помогли. Но у всего есть своя цена.

Цивилизация… адаптация… пора забыть дикие обряды и те времена, когда шаррахов считали богами. Мир огромен и сложен, но не настолько, чтобы видеть в каждой песчинке проявление высшей воли.

Обряды сохранились.

Отчасти.

Легенды, что передавались из уст в уста, гортанные песни… и только девочек больше не возили к храму. Какой в этом смысл? Один засыпан, другой определенно мертв и вообще выстроен древней цивилизацией, которая к нынешней имеет весьма опосредованное отношение. В любом случае, слишком опасны подобные дороги для детей.

И взрослым там делать нечего.

Нет, многие все равно приходили…

И эта девочка явилась в дом Арагами-тари неспроста. Она вошла в возраст, который называют брачным, и, согласно древнему договору, заключенному с родом Гарахо, имела право выбрать себе мужа.

Старуха была недовольна.

В ее роду хватало сильных мужчин, а желание Илльяны посетить древний город – всего-навсего блажь, и вообще надо слушать старших, а то ишь…

Слушать.

Слышать. Многое изменилось, ибо в мир пришла новая Великая Мать, и значит, Илльяна недаром учила древние песни. Она споет.

Позже.

Арагами-тари положила руки на расписанную змеями дверь. И те повернули железные головы, зашипели, угрожая.

Нет.

Древность.

Тайны.

Плевать. У нее там ребенок умирает, поэтому…

Одна из змей впилась в запястье, и стало жарко. Очень-очень жарко.

Приближение бури чувствовалось остро. Как и то, что нынешняя будет не чета многим. Поэтому Гарджо поспешно отгонял нехорошие мысли.

Успеют.

Пятерки гравилетов хватит, чтобы вывезти всех.

А тяжелая промышленная платформа, которая стояла в полутора лигах севернее храма, прикроет, если понадобится. У платформы хорошие щиты, аккурат для таких случаев. И значит, надо лишь ждать.

Ждать Гарджо не любил.

Умел, конечно, но вся его суть требовала бросить дом и отправиться в пустыню.

Матушка точно не одобрила бы. Да и отец, когда вернется, по шерсти не погладит, скорее хвост оторвет с усами в придачу. Долг, мать его.

Обязанности.

И две сотни полупарализованных гостей, которых надо бы разместить более-менее комфортно. Хотя вряд ли в этом имеется смысл, если они все равно в отключке? Может, пусть лучше лежат как лежится…

– Успеешь, – отец опустился на пол.

Двигался он медленно, тяжело, стало быть, противоядие, хоть и подействовало, но все равно не избавило от последствий.

Голову бы оторвать той сволочи, которая…

Какой-то он и оторвал. Несколько поторопился, конечно, но тут уж ярость требовала выхода. И вообще, Гарджо молодой, гормонально нестабильный.

Ему позволительно.

– Что успею? – Гарджо нервно щелкнул хвостом.

Буря приближалась. О ней предупреждало небо, ставшее плотным, тяжелым, будто там, в верхних слоях атмосферы, подняли свинцовые щиты, укрывая солнце и звезды от гнева пустыни.

– Все успеешь. И повоевать, и по пескам побегать… – отец медленно сжал руку.

– Как ты можешь быть таким спокойным? – не удержался и взлетел на подоконник, ненароком столкнув тяжелую матушкину вазу.

На пиратов свалит.

Им уже все равно, а ему матушка, узнай она правду, вазу долго вспоминать будет. А он ведь не специально!

– Никак, – отец медленно наклонил голову вправо.

И влево.

Захрустели кости.

– Я тоже не отказался бы от охоты, но на нас дом. И те, кто доверил себя этому дому. Сейчас мы должны помочь им.

Вопрос: как?

Если их и собирались привести в сознание, то определенно не здесь. Транквилизаторы были хороши, это Гарджо на собственной шкуре испытал. Премерзкое ощущение, когда сознание почти ясно и ты прекрасно осознаешь, что с тобой происходит, но не в состоянии и глазом моргнуть.

Нет, они отойдут.

Когда-нибудь – всенепременно, ибо любое лекарство метаболизируется, но…

– И что делать? – Гарджо поерзал, отрешаясь от далекого голоса ветра, который приглашал поиграть старого приятеля. У ветра таких множество, но с некоторыми играть ведь интересней, чем с другими.

Гарджо ветер любил.

Это весело – носиться за тенями или вот ловить когтями песчаные вихри, разбираться в запахах…

Детям положено играть.

– Для начала – спуститься в лабораторию. Надеюсь, ее не разгромили окончательно.

– А…

– Мы сделали, что должны были сделать.

Рука отца легла на плечо.

Прости, ветер, но время игр прошло. Быть может, в следующий раз? Когда здесь не станет чужаков и Гарджо сможет вернуться к себе прежнему, он с удовольствием поиграет в догонялки с бурей, а пока…

Есть лаборатория.

И две дозы измененного нейтрализатора. Кто-то хорошо поработал над препаратом, если стандартный не действует.

Есть кровь с исходным седативным.

Есть оборудование.

И голова.

А еще отец, которому, кажется, было не слишком хорошо, но он старательно не подавал вида. И другие, остававшиеся парализованными.