Право записывать - Фрида Вигдорова

Потом проводил до дому, зашел в комнату. По дороге всё толковал, какая я хорошая, простая («хоть и такой большой человек») – и что на уху вы приняли приглашение, мы так оценили, вы даже представить себе не можете. А мне вы прямо всю душу перевернули. А когда пришли, сказал:

– Дайте я вас поцелую по-отечески.

– Нет, – говорю.

– Ну, один раз.

Мне сильно хотелось его стукнуть.

– Нет.

– Почему?

– Не хочу.

– Можно я посижу?

– Нет, идите, я устала, хочу лечь.

– Ну, можно я только папиросу докурю?

Мне стало тревожно. Я знала, что со мной ничего не может случиться, но мне не хотелось ни давать в морду, ни бить стекла.

Тут раздался звонок – звонил майор Манухин, начальник отделения, предупредил, что ко мне сейчас придут женщины о чем-то советоваться. Велел передать трубку секретарю. Уверена, что позвонил он не случайно. Он, видно, знает секретаря и понимает, чего от него можно ждать. Секретарь ушел: «Гоните их скорее, я еще зайду». Почти тотчас за ним пришли три женщины, жены офицеров, советоваться насчет своих дочек. Мы сидели долго, а потом я закрыла дверь на ключ. Еще немного спустя началась беготня, топот, звонки – из лагеря убежал заключенный.

Наутро секретарь был со мной холодно вежлив.

* * *

Мать: – Ох, надоел своими вопросами. Да перестань ты спрашивать!

Мальчишка: – А па-ачему? Ты знаешь, а я не знаю.

* * *

Когда даешь на чай, удивляются безмерно. Проводник в поезде Свердловск – Москва возьмет за 2 стакана чаю и три рубля, и пять и ничуть не удивится. Здесь мне пытались с рубля дать сдачи.

Шофер Коля, пока мы ехали к поезду в Новую Сосьву, подобрал трех человек. Останавливал машину и кричал: «Эй, ты, в лесу, иди, довезу!»

Я не удивилась – получит, думаю, с каждого по десятке, вот и хорошо. Ничуть не бывало. Приехали, вышли, каждый на прощанье: «Спасибо!» – и всё. Коля не удивился. Видно, с тем и приглашал.

* * *

В шестом номере «Октября» за 1963 год есть статья критика Идашкина “Еще раз о “вечной теме” и “героине у зеркала”. Он спорит с И. Виноградовым и Н. Ильиной. Понятия: естественный человек, внутренняя свобода, суверенность личности он ставит в кавычки.

Блистательный памфлет Ильиной совершенно серьезно принял за «опыт литературоведческого анализа». Да…

* * *

Ирочке 4 года…

Она спрашивает:

– Бывает так, что один другого любит, а другой одного нет?

– А почему ты спрашиваешь?

– Я сказала мальчику Вите: я тебя люблю, как маму и папу. А он сказал: а я тебя, как жабу…

* * *

– Ирочка, у тебя есть друзья?

– Это было давно. Я была на саночках, а он на коньках. И он сказал: Ирочка…

* * *

Женя Лисин, 6 лет:

– Мама, кем нужно стать, чтобы зарабатывать много денег?

– Мама, почему у всех соседи, а у нас – хозяева?

– Мама, почему они не верят, что я не буду рвать ягоды, ведь я дал честное слово?

Ночью:

– Ты почему не спишь? Ты думаешь про то, где мы будем жить, когда приедет Петин папа?

– Мама, ты говоришь, чтобы я во всем уступал Пете. А что, если я его обижу, нас выгонят? Нам опять негде будет жить?

* * *

– Я хоть и пенсионерка, а воспитание молодежи плохое.

* * *

Игнатий Иванович Иванов: – Из жизненной практики скажу, что в большинстве своем в выпивке мужа виноваты жены. Такой пример: муж пришел выпивший, хочет кушать. Жена начинает его упрекать, укорять и так далее. Вот и получился скандал. Можно было обойтись без этого? Да, можно было – жена бы думала: муж выпивший, а выпивший человек ненормальный, быстрее накормить его и спать уложить. А утром, когда он нормальный, обсудить его поступок без крика и шума, но только опять не сильно задевая самолюбие и без присутствия детей.

* * *

Был напичкан латинскими изречениями и прочими крылатыми фразами и ни с того, ни с сего – и нисколько не к месту – говорил: «И ты, Брут?»

* * *

– Тебе восемь лет или девять?

– Как когда.

* * *

Самуил Яковлевич Маршак:

– Если человек сызмальства не поймет, что есть нечто более драгоценное, чем золотые часы, он непременно украдет их. Непременно, как бы интеллигентен он ни был. Страшный удар в легкие не так страшен, если у тебя легкие полны воздухом. И он может быть смертельным, если легкие пустые.

Жизнь – как решетчатый мост, мост в дырках: лошадь не пройдет, а быстрый автомобиль промчится, одолеет дыру, не увязнет. Жизнь без высокой мысли – улица без фонарей. Там возможен всякий разбой.

Он же: когда ты слышишь слова «стругать», «рубить» – у тебя возникают ассоциации. Когда ты читаешь, что кто-то «обрабатывает дерево» – никакие ассоциации у тебя не возникают.

* * *

Рассказ Ольги Михайловны Кучумовой (ее не было десять лет)[147].

Осенью приходили отымать жеребят от маток. С утра жеребят заняли, а кобыл впрягли в арбы и телеги. И отправили на полевой стан на обычную работу. И вечером они вернулись. Когда их распрягли, они с громким ржаньем бросились искать своих детей. Они стрелой проносились мимо нас, гривы и хвосты их развевались, глаза метали молнии. Страшное ржанье, адский хор. Их старались загнать по конюшням, тогда они стали выбивать копытами рамы и выпрыгивать из окон. Мы стояли на противоположной стороне, прижавшись к стенам базов[148], и смотрели. Длилось это буйство до тех пор, пока не вышел старшой и приказал открыть жеребячий загон. Тогда лошади, словно ослепнув от гнева, стали прыгать через жеребят, они носились взад и вперед с громким ржанием, каждая искала своего детеныша. Жеребята вторили им дискантами! Наконец каждая мать нашла своего. Ржанье постепенно стихло, слышалось только какое-то нежное бульканье… Пришлось на эту ночь оставить их вместе.

Но этой картины – как лошади выпрыгивали из окон – мне не забыть. Мы стояли, прижавшись друг к другу, и не могли опомниться.

– Вот матери, не нам чета, – сказал кто-то. – Вот как надо было бороться за своих детей!

* * *

Маршак:

– Пушкин, когда ему не нравилось написанное, говорил: вяло.

А Станиславский говорил: не верю. Вот это и есть: вяло и неправда.