Андропов - Рой Медведев

Командные пункты КГБ имелись в посольстве, в аэропорту, на вилле Бабрака Кармаля близ Кабула. 28 декабря в Кабуле объявили о создании в стране Революционного совета во главе с Б. Кармалем. Заявили и о формировании нового правительства Афганистана, во главе которого также встал Б. Кармаль. Он принял на себя и обязанности главнокомандующего вооруженными силами ДРА. Еще через день было объявлено о преодолении раскола в НДПА и объединении «Парчама» и «Халька». Генеральным секретарем ЦК НДПА был избран все тот же Бабрак Кармаль.

Уже после всех этих событий, когда часть офицеров из спецгрупп вернулась в Москву, их принял 31 декабря в своем кабинете Андропов. «Трудно было?» — спросил он Дроздова. «Да, через 35 лет вспоминать молодость трудно…» — ответил 54-летний Дроздов. «Понимаю, — заметил Андропов. — Пробовали разрубить узел иначе, а пришлось вот так…»[197].

Как стало известно много позже, в окружение Амина удалось внедрить агента КГБ, который на большом приеме во дворце Тадж-Бек утром 27 декабря сделал попытку отравить Амина. На короткое время Амин был выведен из строя, но остался жив и даже распорядился усилить охрану дворца. Это и вынудило генералов КГБ отдать приказ о штурме.

Спираль эскалации и поиски выхода

Январь 1980 года прошел в Афганистане сравнительно спокойно. В страну были введены советские войска численностью около 50 тысяч человек. Они взяли на себя контроль над всеми главными городами страны. Под их прикрытием шло формирование новых частей афганской армии и царандоя. Формировались органы государственной безопасности ДРА. Разумеется, шла перегруппировка сил и в лагере вооруженной оппозиции. Трудностей и неясностей было много, и несколько генералов КГБ постоянно находились в Кабуле. В один из январских дней 1980 года в Кабул прилетел Ю. Андропов. Он пробыл в Афганистане несколько дней в качестве члена комиссии Политбюро, и главной задачей было наладить взаимодействие всех ведомств — КГБ, посольства СССР, аппарата Главного военного советника, некоторых других[198]. Вскоре после возвращения Андропова в Москву Политбюро в очередной раз обсудило положение в Афганистане.

Положение дел в Афганистане стало ухудшаться в феврале — марте, а летом 1980 года советские военные подразделения уже вели бои с отрядами моджахедов не только совместно с афганскими подразделениями, но и самостоятельно.

Численность и вооружение «ограниченного контингента» увеличивались, отрабатывались тактика и стратегия войны в горах. Еще в январе 1980 года в советском военном руководстве считали, что вооруженные силы СССР будут не воевать с многочисленными противниками в малознакомой для них обстановке, а стоять гарнизонами в главных городах Афганистана. Предполагалось, что одно лишь присутствие здесь мощной военной группировки позволит стабилизировать положение в стране и обеспечит формирование собственных вооруженных сил нового «демократического» Афганистана. На деле получилось совсем иначе. Приход в страну «чужеземцев» увеличил размах сопротивления, а также интенсивность и масштабы вмешательства США. В результате Советский Союз постепенно втянулся в самую крупную, самую длительную и самую дорогостоящую военную операцию со времен Второй мировой войны. Для СССР война в Афганистане стала как бы зеркальным отражением той, которую в 1960-е годы Соединенные Штаты вели во Вьетнаме. Моджахеды сражались все более умело и не страшась смерти, и все более значительную военную и финансовую помощь им оказывали США, Пакистан, Китай, Иран и некоторые другие страны. Раскручивалась известная по Вьетнаму и столь же безнадежная спираль эскалации. Только роль тропических джунглей играли труднопроходимые горы. Война заходила в тупик. Хотя «ограниченный контингент» достиг вскоре численности в 150 тысяч человек, большую часть территории Афганистана контролировали отряды моджахедов различной ориентации, а также племенные вожди. Под контролем моджахедов оставалась и большая часть пограничных с Ираном и Пакистаном районов страны. Цели, поставленные в декабре 1979 года перед армией и КГБ, оказались недостижимыми. Более того, результат оказывался прямо противоположным ожидаемому. При сохранении противостояния в Европе — против НАТО и в Восточной Азии — против Китая у Советского Союза образовался третий очаг военной и политической напряженности — в Южной Азии, причем в крайне невыгодных географических и социальных условиях. Запад получал дополнительные аргументы насчет «советской угрозы», что позволило противникам СССР расширить влияние среди государств, опоясывающих территорию советского блока. Пострадало влияние Советского Союза среди мусульманского мира. Существенно возросли экономические трудности в СССР. Андропов не сразу понял бесперспективность ведущейся в Афганистане войны. По свидетельству Георгия Арбатова, после одной из встреч с американскими политиками и общественными деятелями в середине 1980 года он и обозреватель «Правды» Юрий Жуков добились приема у Брежнева. Они рассказали генсеку, что война в Афганистане пагубно влияет на «разрядку» и помогает правым республиканцам победить на предстоящих в США президентских выборах. Речь шла хотя бы о символическом жесте, например отзыве 10 процентов советских войск. На следующий день Андропов сделал разнос Арбатову. Председатель КГБ еще надеялся на победу[199]. Очень скоро, однако, мнение Андропова начало меняться. Уже осенью 1981 года Политбюро одобрило предложения Громыко, поддержанные Андроповым и Устиновым, об организации дипломатического процесса, нацеленного на такое урегулирование в Афганистане, которое позволило бы вывести советские войска из страны. Началась подготовка к афгано-пакистанским переговорам по этому поводу. По свидетельству бывшего первого заместителя министра иностранных дел СССР Г. К. Корниенко, обсуждение путей мирного урегулирования продолжалось и в 1982 году. Уже в качестве лидера партии и государства Андропов в беседе с Генеральным секретарем ООН Пересом де Куэльяром 28 марта 1983 года не только сказал собеседнику о своем стремлении к мирному решению афганской проблемы, но и откровенно перечислил пять мотивов, по которым он считал это необходимым. «Загибая пальцы на руке, он говорил, что сложившаяся ситуация наносила серьезный ущерб отношениям Советского Союза, во-первых, с Западом; во-вторых, с социалистическими странами; в-третьих, с исламским миром; в-четвертых, с другими странами "третьего мира" и, наконец, в-пятых, она весьма болезненна для внутреннего положения в СССР, для его экономики и общества»[200]. Однако и после этой беседы война в Афганистане продолжалась еще долгих пять лет.

Экономическое и политическое положение в Польше, относительно стабильное в 1970-е годы, стало неожиданно и быстро ухудшаться с первых месяцев 1980 года. Летом по многим предприятиям Польши прошли забастовки. Особенно обеспокоила советских лидеров забастовка железнодорожников в Люблине, которая была объявлена всего за три недели до начала Олимпийских игр в Москве и блокировала один из самых важных железнодорожных путей, ведущих из ГДР в Советский Союз. Польские лидеры, однако, пытались всячески преуменьшить масштабы охватившего страну недовольства, представляя забастовки в Люблинском воеводстве досадным недоразумением. Первый секретарь ЦК ПОРП Эдвард Герек, отправившись в конце июля на отдых в Крым, взял с собой более 35 представителей польских властей. По свидетельству одного из бывших работников ЦК КПСС Владимира Воронкова, беседа между Брежневым и Тереком в Крыму и по содержанию, и по тональности была довольно ординарной и не отличалась от предыдущих «крымских встреч» этих руководителей. Терека только «пожурили» за то, что, принимая решение о повышении цен на мясо, польские лидеры не просчитали возможные социальные последствия и не организовали необходимой разъяснительной работы, что и вызвало кратковременные забастовки. Брежнев просил Терека не забывать о растущем в последние годы идеологическом противоборстве между социализмом и капитализмом и, намекая на разрабатываемые в Польше проекты некоторых политических реформ, заявил о неприемлемости политического плюрализма для социалистических стран[201]. В отличие от Брежнева, который проводил большую часть дня на пляже и в море, Герек выходил к морю редко и выглядел подавленным и мрачным. Он не смотрел столь любимых хозяином дачи западных боевиков и явно избегал привычного здесь общества и его развлечений. С другой стороны, Герек несколько раз в день связывался по ВЧ с Варшавой. Обслуживающий персонал и охрана не могли не видеть этих странностей в поведении гостя и по заведенному здесь порядку докладывали обо всем своему руководству. Сводки эти, естественно, шли и к Брежневу, и к Андропову.