Андропов - Рой Медведев

Свои воспоминания о событиях 1980–1981 годов в Польше оставили не только Э. Терек, С. Каня и В. Ярузельский, но и резидент КГБ в Варшаве генерал-лейтенант В. Г. Павлов. На польском языке еще в 1994 году вышла книга Виталия Павлова «Я был резидентом КГБ в Польше»[213]. В России в 1998 году появилась в книжных магазинах книга В. Павлова «Руководители Польши глазами разведчика»[214]. Авторы этих воспоминаний далеко не всегда единодушны в оценках, нередко можно встретить и разные версии по поводу тех или иных событий. Однако все участники или свидетели польского кризиса 1980–1981 годов отмечают малую активность в «комиссии Суслова» как самого Суслова, так и Громыко и, напротив, большую активность Андропова и Устинова. По свидетельству В. Павлова, поздней осенью и зимой 1980/81 года Андропов звонил ему в Варшаву почти ежедневно. Несколько раз Павлова вызывали к Андропову для доклада, а также в качестве посредника при встречах Председателя КГБ с министрами внутренних дел Польши: сначала со Станиславом Ковальчиком, затем с Мирославом Милевским, а с августа 1981 года с Чеславом Кищаком. Андропов относился к этим польским министрам по-разному. Его, например, раздражали непрофессионализм и политическая недальновидность С. Ковальчика, который возглавлял полицию и органы безопасности Польши с 1973 года и считался близким соратником Э. Терека. «Мне довелось, — пишет Павлов, — быть свидетелем нескольких встреч С. Ковальчика с Председателем КГБ. В процессе их С. Ковальчик давал очень ограниченные, неглубокие политические оценки положения в стране и оказывался совершенно беспомощным в области профессиональной характеристики обеспечения государственной безопасности страны.

В то же время я видел, что он с большим уважением относился к Андропову Ю. В. и его высказываниям. А поскольку Председатель через информации правительства был очень хорошо ориентирован в польских проблемах, его рекомендации, высказывавшиеся в очень тактичном плане, были важными для С. Ковальчика, а через него и Э. Терека. В то же время после каждой беседы с С. Ковальчиком Председатель КГБ с недоумением спрашивал меня, почему польский министр так и не разобрался в делах и задачах МВД, остается таким неосведомленным в специфике деятельности по обеспечению государственной безопасности?

Мой ответ сводился к тому, что это происходит потому, что С. Ковальчик в настоящем смысле не политический деятель, а простой партийный работник, причем невысокого государственного уровня. Он был хорошим помощником и исполнителем у Э. Терека в Катовицах, таким и остался в Варшаве, на посту министра»[215]. Андропов также не был профессиональным разведчиком или контрразведчиком. Однако, поясняя Павлову свое положение и свою ответственность, он как-то сказал: «Раз меня назначили руководить таким ведомством, все остальное — моя компетенция. Я действую так, как полагаю нужным. Если буду делать не так, как нужно, меня заменят, но опекать меня и тем более указывать мне, что и как делать, никто не должен»[216].

Мирослав Милевский, по мнению Павлова, был не только умелым политиком, но и наиболее подготовленным профессионалом, руководившим ранее польской внешней разведкой. Но и Чеслав Кищак, занявший пост министра внутренних дел в августе 1981 года, также являлся опытным профессионалом, работавшим много лет в военной контрразведке. Главной темой в беседах Андропова с польскими министрами был вопрос об отношении к лидерам польской оппозиции. Мы знаем, что Андропов не жаловал диссидентов в Советском Союзе, однако он старался избегать массовых репрессий, используя разнообразные формы давления на оппозицию. Этому он «учил» и своих польских коллег. Генерал В. Павлов свидетельствует: «В начале августа 1981 года я сопровождал Ч. Кищака во время его визита к Ю. Андропову для установления личного контакта в качестве министра. Тогда состоялась очень обстоятельная беседа Председателя КГБ с новым министром МВД ПНР. Ч. Кищак подробно рассказал о создавшейся к этому времени обстановке в стране и поделился планами на случай введения военного положения. Выслушав министра, Андропов высказал ему те же рекомендации, что он уже делал при встрече с М. Милевским как министром МВД за полгода до этого: не идти по пути массовых репрессий.

"Надо подходить, — говорил он, — к этому очень осторожно. Арестуйте вы сто человек и сразу создадите многие сотни врагов из числа членов их семей и близких друзей. Лучше тонко изымать "ключевые фигуры". При этом Андропов Ю. В. привел пример из своих наблюдений за работой сплавщиков леса в Карелии. Когда возникал затор на реке из бревен, сплавщики осторожно выбирали "ключевое" бревно и ловко вытаскивали его. И все, многие сотни других бревен начинали рассасываться, и затор ликвидировался. "Вот так, — сказал Андропов, — лучше действовать. Не надо увлекаться числом и потому, что чем больше вы арестуете людей, тем больше будет шума на Западе"»[217].

Тема оппозиции в Польше и ее «ключевых фигур» главенствовала и на советско-польской встрече в верхах, которая состоялась 4 марта 1981 года, сразу после окончания XXVI съезда КПСС. На этой встрече присутствовала вся польская партийная делегация во главе с Каней и Ярузельским. С советской стороны были Брежнев, Андропов, Громыко и Устинов. Беседа продолжалась больше двух часов и временами шла на повышенных тонах. В. И. Воронков вспоминал позднее: «Мне довелось быть свидетелем этой встречи. Она поразила меня не столько своим содержанием — свои претензии лидеры КПСС высказывали в неизменном виде от встречи к встрече, — сколько агрессивной, грубой бесцеремонностью советских хозяев. Каню и Ярузельского отчитывали по очереди как провинившихся школьников, явно стремясь их запугать. Их обвиняли в том, что они допустили создание массовой антикоммунистической партии в Польше, дали "Солидарности" вовлечь в свои ряды рабочий класс, что они упускают власть из рук в результате "гнилой" политики компромиссов с "классовым врагом", что не слушают "советов" Москвы. В какой-то момент беседы явно перевозбужденный Устинов вскочил со своего места, перегнулся через стол в сторону Кани и, срываясь на крик, начал грозно вопрошать: "Товарищ Каня, как долго вы еще собираетесь нас обманывать? Почему Куронь, Михник, Буяк разъезжают по стране, а не сидят, где им положено, — в тюрьме? Почему вы попустительствуете вмешательству Запада в ваши внутренние дела? Наше терпение на исходе! Нам есть на кого положиться в Польше! Две недели вам сроку, чтобы навести в Польше порядок!»

Такого напора Каня явно не ожидал. Он заметно побледнел, но самообладания не потерял. С ходу заверив Брежнева, что указанных господ он посадит завтра же, тотчас по возвращении в Варшаву, и тем самым выбив самые тяжелые обвинения в свой адрес, он начал довольно монотонно и пространно излагать соображения о ситуации в Польше. Накал беседы явно угас, Каня сыграл как умелый психолог»[218]. Реализовать свое обещание Каня, конечно, не мог, да и не пытался. Хотя «Солидарность» в действительности выполняла функцию оппозиционной политической партии, претендуя на власть в стране, формально это был легальный профсоюз, с которым власти страны уже заключили несколько соглашений. В «Солидарность» входило более одного миллиона членов ПОРП. Более того, около 20 процентов членов ЦК ПОРП также были членами этого профсоюза. Еще Ленин писал в 1920 году, что коммунисты должны работать даже в реакционных профессиональных союзах и вообще всегда быть там, где есть народные массы. «Солидарность» активно поддерживала церковь — от польского кардинала до римского папы. В Польше это обстоятельство нельзя было игнорировать. К тому же не Куронь или Буяк играли главную роль в рабочей оппозиции 1981 года. Лидером и символом оппозиции являлся Лех Валенса.