Ночь печали - Френсис Шервуд

— Он просит, чтобы я за него попрощалась с Кай.

Малинцин думала: если Кортес освободил сборщиков податей в Семпоале и сумел воплотить в жизнь все свои интриги и замыслы, она тоже может как-то организовать спасение Лапы Ягуара, ради себя и Кай.

— Забирайте его, — сказала она на языке науатль.

— Какая ужасная ночь! — Кортес улегся на циновку.

— Я могу чем-нибудь помочь? — спросил Исла.

— Нет, уходи. И ты тоже, Агильяр. Оставьте меня одного.

— Тогда я вернусь в свою комнату, — предложила Малинцин.

— Помни о том, что завтра мы идем смотреть город. И кстати, донья Марина…

— Что?

— Не пытайся придумать какой-нибудь план по спасению этого ужасного Лапы Ягуара.

— Я и не пытаюсь.

— Исла…

— Да, господин?

— Проводи донью Марину в ее комнату. Донья Марина, ты спасла мне жизнь. Я обязан тебе жизнью. Благодарю тебя за это.

— Нет-нет, ты не обязан мне жизнью.

— Сейчас я слишком устал для всех этих игр.

Щеки у Малинцин пылали. Она их всех ненавидела.

— Исла, не выпускай ее из виду.

— Со мной все будет в порядке, Кортес. Мне совсем не нужен эскорт.

— И приведи ее сюда завтра утром.

Лапу Ягуара отвели вниз по ступеням в помещение без окон. Там держали воров и пьяниц.

— Я воин. Воин, — повторял он на языке майя.

Он думал, что силен, так как не отступился от своего долга и знал, что когда-нибудь его героизм и жертву признают. Теперь главным казалось умереть, как полагалось мужчине.

На следующий день все уже знали о том, что произошло, хотя никто не мог бы сказать, как распространялись эти слухи. За завтраком Малинцин шепнула Кай, что у нее есть план по спасению Лапы Ягуара. Она хотела попросить Моктецуму смилостивиться.

— И на что это будет похоже? — удивилась Кай, засовывая кукурузную кашу в рот с невероятной скоростью. Она глотала, почти не жуя. — Лапа Ягуара пытался убить Кортеса, твоего господина.

— Когда я буду просить Моктецуму о его помиловании, я стану говорить с ним как индианка с индейцем.

— Как индианка с индейцем? Моктецума воевал с другими индейцами. Да и с кем ему еще воевать?

— Кай, я ведь принцесса, и я напомню ему об этом.

— Лапа Ягуара не оценит твоих попыток, и ты лишь навлечешь на себя неприятности.

— Но я ведь не могу оставить все как есть.

— А какой у тебя выбор? Кстати, это ведь он доносил на тебя хозяйке, когда мы были детьми.

— Да, но сейчас мы выросли.

Малинцин хотелось рассказать Кай о чем-то еще, что произошло той ночью, о чем-то невероятно ужасном, но это казалось настолько кошмарным, что она не могла произнести на эту тему ни слова. Она по-прежнему могла беспокоиться о Лапе Ягуара, завтракать, разговаривать, ее сознание работало, рот шевелился, ноги ходили. Это было странно. Странно было то, что люди не понимали, что произошло с ней, по одному ее виду. Малинцин взглянула на свои ладони. Они дрожали. Она никак не могла донести пищу до рта. И если до этого она лелеяла мечты о доме с циновками, шкафами и точильным камнем, то теперь все эти мечты разрушились.

После завтрака Моктецума в сопровождении своих служанок, красивых мальчиков, величественных придворных и знаменитых воинов повел испанских гостей в зоопарк, находившийся к западу от центрального храма, неподалеку от моста, ведущего в Такубу. Император в головном уборе из перьев, одетый в роскошную накидку и увешанный украшениями, ехал в паланкине. Процессия двигалась медленно. Малинцин и Кортес шли с двух сторон от Моктецумы, опустив глаза. Офицеры и их наложницы шагали в самом конце процессии. Моктецума, как внимательный хозяин, попросил Малинцин передать Кетцалькоатлю Кортесу, что его проинформировали об ужасном поступке Лапы Ягуара. Хотя злоумышленник и не служил Моктецуме, он все же считал себя обязанным попросить прощения за то, что такой инцидент мог произойти во дворце его отца, когда Кортес находился под его защитой. Конечно же, будучи бессмертным, Кетцалькоатль Кортес не мог умереть, но сама мысль об этом была чудовищной. Мокетцума заявил, что он смущен тем, что столь неприятная вещь произошла в Теночтитлане. Кроме того, Моктецума поинтересовался, почему Кетцалькоатль Кортес шел пешком, в то время как тоже мог бы ехать в паланкине, увешанном гирляндами. Не пристало ему ступать божественными ногами по земле.

— Великий и прекрасный Моктецума, — начала Малинцин, зная, что чем раньше она начнет этот разговор, тем больше шансов на спасение Лапы Ягуара. — Я слышала о вашем могуществе еще в детстве. Мой отец был чиновником, одним из ваших верных слуг, и я также смиренно считаю себя вашим верным слугой. Ваши щедрость и мудрость известны во всей империи, и потому я осмелюсь просить вас отпустить человека, арестованного прошлой ночью, чтобы он отправился в свое королевство майя на юге и рассказал там о вашем великодушии. Он жалкий раб, направлявшийся прошлым вечером в кухню и заблудившийся. Здесь так много коридоров, и он вошел не в ту комнату. Сейчас он в тюрьме. Это досадная ошибка.

— Что ты ему сказала? — спросил Кортес, переходя на ее сторону паланкина.

— Я высказала восхищение его прекрасным городом.

— Нет, я ведь знаю, что ты просила его спасти жалкую жизнь того мерзавца. Так ты расстроишь императора, и мы утратим его расположение. Неужели ты не видишь, насколько все хрупко. Один неверный шаг, и он может убить всех нас.

— Спроси своего господина, — сказал Моктецума, когда Кортес вернулся на свое место, — какую казнь он предпочтет для злоумышленника. Спроси об этом у моего почтенного гостя.

Малинцин повторила его слова Кортесу.

— Передай хозяину Теночтитлана, донья Марина, передай высочайшему величеству Моктецуме, что мы будем рады, если Лапе Ягуара вырежут сердце.

Малинцин промолчала.

— Давай, скажи ему. Если ты не передашь ему мою просьбу, я задушу тебя собственными руками.

Моктецума ответил, что умереть во время жертвоприношения — это великая честь, а смерть на ступенях храма — знак отваги. Герои, умершие под ножом жреца, отправлялись в дом солнца. Это была необычная просьба, и при других обстоятельствах он не выполнил бы ее, но, так как это была просьба его гостей, а к тому же Кетцалькоатль был богом, и значит, царство Моктецумы стало царством Кортеса, он готов выполнить все его пожелания. Более того, Моктецума заявил, что Кетцалькоатль Кортес и его друзья могут посмотреть на казнь. Сейчас он отведет их туда, где все это будет происходить. Казнь состоится вечером.

Моктецума не преодолевал сто четырнадцать ступеней до вершины пирамиды, так как его паланкин несли четверо мужчин, но Кортес настоял на пешем подъеме. Малинцин и все офицеры, запыхавшись, карабкались наверх. Поднявшись на вершину пирамиды, они увидели три моста, ведущие в город, и дороги, являвшиеся их продолжением, — дорогу в Истапалапан, дорогу в Такубу и дорогу в Тепеаквиллу. Они видели, как по акведукам в город подается свежая вода с Холма Кузнечиков, Чапультепека. На озере Тескоко было много каноэ. На берегу вытянулась линия домиков с соломенными крышами. Сегодня был базарный день, и на большой площади сновали толпы людей. Кортес заявил, что Теночтитлан прекраснее Константинополя и Рима, с ним не могли сравниться Лондон, Мадрид и Париж. В пирамидах, в особенности в той, на которой они сейчас находились, в храме Уицилопочтли, Кортес хотел построить часовни в честь Девы Марии, установить кресты и статуи. Несомненно, это было самое высокое здание в мире. Отец Ольмедо предупредил его, что стоит подождать некоторое время, прежде чем обсуждать этот вопрос с Моктецумой.